— Мне не все равно, понял?
Спирт попытался вырваться, нечаянно потянул письмо на себя. Лист порвался на две части. Некоторое время оба молча смотрели на обрывки бумаги. Затем Череп с воем набросился на побледневшего Спирта, в одно мгновение повалил его на землю, подмяв под себя, и с размаху стал бить кулаком, чередуя удары то по липу, то по телу.
— Сука. Убью, выродок.
Пытаясь вырваться от обезумевшего Черепа, Спирт закричал что есть мочи разбитыми в кровь губами:
— Отпусти, скинхед хренов…
Череп очнулся. Спирт, дрожа всем телом, выполз из-под него.
— Ну че, стал истинным арийцем? Так что там твой Заратустра говорил по этому поводу?! Адольф нормальный мужик? Че, вспомнил свои слова? А теперь можешь сам на себя полюбоваться. Только, парень, твои с другой стороны линии фронта.
Череп встал, подобрал обе половинки письма и, аккуратно сложив, положил их в карман.
— Все равно ты сволочь и гад. Но в одном ты, Спиртяга, прав, и я такой же.
И, не оборачиваясь, зашагал в сторону полевой кухни.
Вечер этого дня выдался тихим и теплым. В окопе Череп третий раз за день начищал свою винтовку. Чуха грустными глазами наблюдал, как суетятся муравьи, спешащие на ночлег в свой муравейник. Борман прикреплял к пилотке пятиконечную звезду. Идиллию нарушил Спирт, весело спрыгнувший в окоп.
— Ну че, пехота, раскисли? Хотите прикол?
— Ну? — флегматично спросил Борман.
— Подковы гну. Там ваша Нинка концерт дает. У медсанбата.
Борман живо надел пилотку.
— Гонишь.
— Да правда. Пошли со мной, покажу. Такое пропустить нельзя.
Борман угрожающе посмотрел на Чуху, который трусливо отвел взгляд.
У палатки вокруг костра сидели свободные от нарядов бойцы и слушали поющую под гитару Нину. От треска поленьев и перебора струн на душе становилось как-то спокойно и уютно. Подошедших следопытов Емельянов жестом подозвал к себе, приложив палец к губам, мол, тише, не шуметь.
Нина пела звонким мелодичным голосом один из старых русских романсов. Бойцы завороженно слушали медсестру. Борман подсел поближе к поющей Нине, чтобы лучше видеть ее. Он невольно залюбовался девушкой, глядя на тонкие пальцы, умело перебирающие струны, на ее глаза, на губы. Подсевший к Борману Спирт толкнул его локтем.
— Ну че, Ромео, а слабо Джульетту?
— Ты базар-то фильтруй.
— Ну, блин, мужик, откуда у тебя столько этикету? Я бы…
— Дай послушать, — зло перебил Борман.
Стих последний аккорд. Нина замолчала.
Бойцы тихо зааплодировали. Неожиданно в свет костра вышел Череп и протянул руку к гитаре.
— А можно я?
— Ну, давай, хлопчик, — поддержал его Емельянов.
— Он че, еще и поет? — спросил у Спирта Борман.
— Я не в курсах. Похоже, да. Талант, самородок.
Череп, ничуть не стесняясь, быстро запел современную дворовую песню, эдакую смесь рэпа с шансоном. Бойцы от удивления приоткрыли рты. Борман весь извелся, нервно теребя пилотку. Такой оголтелой неосторожности он не ожидал от приятеля. К его облегчению, песня оказалась короткой. Емельянов встал и потер затылок.
— Хорошая песня, только чудная какая-то. Вроде и на русском, а о чем, так и не понял. Ну ладно, концерт окончен.
В траву полетели окурки. Красноармейцы расходились. Борман проводил глазами зашедшую в палатку Нину. Спирт толкнул его.
— Ну?
— Иди давай на позицию, подстрекатель, — огрызнулся Борман.
Спирт усмехнулся и ушел вслед за остальными.
— Где Борман? — нервно спросил Спирта Чуха, когда тот спрыгнул в окоп.
— Я думаю, скоро будет. Это дело пяти минут.
— Какое дело?
— Да Нину, того самое… обработает и вернется.
— Где он? — еще раз спросил Чуха.
— Я же ясно сказал: Нину трахнет и придет.
Чуха побежал к медсанбату. Через минуту он вернулся, зыркнул на приятелей обезумевшими глазами, схватил свою винтовку и снова убежал в темноту.
— Псих, — сквозь зубы выдавил Спирт.
— А ты сволочь, — сплюнув, сказал Череп.
Нина в приемной сидела за столом, делая отметки в дежурной тетради. Нещадно коптила старая керосинка. В палатку зашел Борман и без приглашения сел рядом с девушкой.
— Хороший вечер, Ниночка, не правда ли?
— Хоть тихий. Словно и нет войны.
— Вы чудесно пели, Нина. Можно сказать, в полку ваших поклонников прибыло. Позвольте поцеловать ручку. Боже, как она у вас волшебно пахнет.
Нина попыталась отстраниться.
— Лекарствами пахнет. Сергей, вы что?
Борман решительно прижал Нину к себе.
Девушка покраснела.
— Сергей, что вы делаете?
— Тут война. Завтра, может, в бой, и все. Понимаешь, Ниночка, мне ведь многого не надо.
У Нины в глазах появились слезы.
— Уходите.
Однако Борман не уходил. Вспотевший от волнения, он продолжал приставать к Нине. Заломив ей руку за спину, потянулся губами к ее шее, но получил пощечину.
— Ну чего ты ломаешься? Наверняка всем даешь. Ну че тебе, жалко, что ли? Не развалишься.
Девушка вскочила и выбежала из палатки. Не успел Борман опомниться, как из темноты покоя, где лежали раненые, раздался голос:
— Эй, паря, иди сюда, че скажу.