Мы - истребители

На этот раз обошлось без спешки. Сперва «железкой» отправили БАО. Он ушел сутки назад. Потом на Крымский фронт вылетели мы. Мы — это не весь полк, включая «Дугласы», а шестерка «Лавочкиных». Это и моя пара, и звено прикрытия под командованием старшего лейтенанта Мельникова. Наша задача за пару дней найти и, при возможности, приготовить площадки для охотников. Короче, свести все в общую схему, ну и пообщаться с местным командованием. Будущее место нашего базирования было левее Керчи. Там находился старый аэродром местного аэроклуба, туда мы и направлялись.

Перелет был с одной посадкой на промежуточном аэродроме для дозаправки. Мы немного размяли ноги, пообедали и полетели дальше.

Наконец вода под нами закончилась, показался порт и сама Керчь. Ориентиры не подвели, мы вышли точно на город. И тут же начались проблемы, которые мне сразу не понравились. Несмотря на то что мы заранее известили о своем прибытии — за день, по нам немедленно открыли огонь зенитные средства, входившие в оборону города.

— Да они что, охренели?! — услышал я возглас Мельникова, нарушившего радиомолчание. Я бы тоже нарушил, если бы в двадцати метрах от меня разорвался шрапнельный снаряд. Непонятно, как машина лейтенанта держалась на измочаленных плоскостях, но она летела, и радиостанция работала.

— Орел-один, дымишь. Иди на снижение, — быстро приказал я. Позывные мы поменяли, так что некогда бывший Глухарем, Мельников стал Орлом. Орел-два, соответственно, его ведомый.

В отличие от звеньевого, остальные машины не пострадали. Мельком глянув на уходившую вниз пару, я, привычно выполняя противозенитный маневр, стал связываться со штабом ВВС фронта, благо соответствующие коды мне дали. Вторая пара звена под командованием старшего сержанта Дмитриева с ведомым сержантом Кожедубом ушла в сторону, делая такой же маневр, отвлекая внимание от пары Мельникова.

Мои переговоры с дежурным по штабу быстро переросли в настоящий мат. Дошло до того, что я пообещал спуститься и набить ему морду. Не знаю, что именно подействовало, но почти мгновенно, как будто зенитчики этого дожидались, все стихло.

— Блин! Надо было тебя раньше прибить пообещать, — оставил я за собой последнее слово.

— Прибилка не выросла! — отгавкался дежурный.

Крепко сжав зубы, я промолчал: по-другому отвечу.

На посадку мы заходили последними. Докатившись до большой башни со следами налета — выбитые окна и издырявленные крупнокалиберными пулями стены, — я загнал машину к остальным, выбрался из кабины и застегнул комбинезон на груди. Дул пронизывающий ветер, и хотя тут было не так морозно, как на Юго-Западном фронте, но тоже холодно. Первым делом я побежал к машине Мельникова. Мне не нравилось, как рядом с моими летчиками суетились врачи.

— В чем дело? — добежав, первым делом спросил я.

Оказалось, лейтенанта все-таки ранили. Шрапнель зацепила икроножную мышцу. Рана неприятная, но ничего страшного.

— Неделю летать не будет. Большая кровопотеря, — сказал осмотревший Мельникова врач.

— Вы старший? — отвлек меня командный голос.

Обернувшись, я увидел лейтенанта НКВД с двумя бойцами с красными повязками дежурной смены на рукавах.

— Да, это я и есть. Капитан Суворов. Вот мои документы и приказ, — ответил я.

— Точно, Суворов. А я смотрю, на кого вы похожи? — улыбнулся лейтенант, но документы изучил очень внимательно.

Поставив Степку старшим, я велел замаскировать машины на краю летного поля, подальше от зениток. Обычно именно на них приходится первый удар.

Несмотря на то что директивы были приняты недавно, на аэродроме царил образцовый порядок. Было видно, что здешний хозяин на своем месте.

«А это, видимо, он едет», — подумал я, заметив две «эмки», направлявшиеся к нам.

Увидев, кто вылезает из второй машины, я невольно улыбнулся. Никифоров. Так вот куда отправили полк, в котором я служил до ранения! Теперь мне стала понятна эта странная на первый взгляд дисциплина и маскировка аэродрома. Тут стояла моя родная часть, в которой я начинал службу. Ко мне шагали майор… уже подполковник Рощин и остальные командиры полка. Со всеми я был знаком, так что не обошлось без похлопывания ладонями по спине, когда мы обнимались.

— А где мой любимый двойник? — спросил я у командиров. Было видно, что мое появление обрадовало их. И сильно.

За всех ответил Никифоров, который за то время, что я его не видел, стал капитаном:

— Да здесь он… живой, главное.