Мы и наши горы

Правда, там об этом и речи не было, но вспомнил я, как одно время думал, что для жизни семидесяти лет с лихвой хватит; чего же, думал я, старые люди так цепляются за каждую соломинку, умирать не хотят. Вспомнил я про это и сам себе сказал: «Семьдесят? Мало, братец, сколько ещё на свете гетамечцев, которых ты не видел…»

Копейка плюс копейка — миллион рублей

— Ты почему в селе, Завен? — спросил председатель.

— Вызвали по делу овец.

— Что за дело такое?

— Проблема.

— Собери своих пастухов да отправляйся в горы, а проблему эту я сам разрешу.

— С помощью капрона?

— Завен! Ты сомневаешься во мне, Завен?

— Не разрешишь.

— Разрешу. Если Реваз молчит, значит твоя проблема уже разрешена.

— Реваза уже не спрашивают. Реваза самого ещё к ответу призовут за то, что молчит.

— Не понимаю, вот мы, а вот наши сёла, а я — Реваз, и никаких овец я не терял… Да нет, ничего у судьи не выйдет, судью засмеют.

— Засмеёшь — выставят из зала.

— Зал тоже я, и судья — я, ты тут кто такой?

— Я? — Завен на минуту растерялся, потом подтянулся и вдруг весь преобразился: — Я человек, который следит, чтобы транспорт двигался по мостовой, а пешеход — по тротуару; я устанавливаю для пешехода переходы, для транспорта — предельную скорость; переступит пешеход границу перехода — штрафую, превысит водитель скорость — штрафую. У меня хранятся «дела», я проверяю документы, призываю вас к порядку, я — порядок, понял! Я вас таблице умножения учу, понял!..

— Погоди, остановись. Я сейчас не считать учусь, и тебя лишаю права учить нас таблице умножения, лишаю тебя того таланта! Я у себя дома разделываю барашка, ставлю на стол вино и приглашаю тебя… Все стаканы поднимаются только за твоё здоровье, потому что это благодаря тебе мы живы-здоровы, ведь ты — порядок! И разве ты не плачешь при этом от волнения?

— Я в твой дом не приду, потому что я хочу, чтобы мой протокол был похож на протокол. Моя дочь в музыкальную школу ходит, у меня квартира на втором этаже и неплохая работа, и ты знаешь, я хочу, чтобы моя дочь окончила эту самую музыкальную школу, хочу получить более благоустроенную квартиру и не хочу терять работу, ясно тебе?

— Но ты голоден.

— Голоден — в сельмаге колбаса найдётся.

— И тебе не стыдно? Кто же в селе магазинную колбасу ест?

— Мало ли.

— Свинство это, вот что!

— Самая тяжёлая на свете вещь — что? Можешь сказать?

— То есть как это самая тяжёлая? Среди металлов?

— Ну, хотя бы среди металлов.

— Среди металлов — свинец.

— Так вот, тяжелее этого самого свинца — чувство признательности: я съел у тебя дома два кусочка мяса и выпил два стакана вина, и я иду по улице и думаю, что у тебя дома я съел два кусочка мяса и выпил два стакана вина, работаю и думаю, что у тебя дома я съел два кусочка мяса и выпил два стакана вина, моюсь в бане и думаю, что у тебя дома два кусочка мяса съел, два стакана вина выпил, лежу рядом с женой и думаю, что мясо ел в твоём доме, овец увижу — вспомню, мясо увижу — вспомню, пастуха увижу — вспомню, всё время помню. Тяжёлое это чувство — чувство благодарности. Вряд ли встречалось тебе в жизни слово «благодарность» в отдельности от слова «неблагодарность»?.. Так-то вот! Вместе они — благодарность и неблагодарность. Свинец перед ними — что? Пушинка! Так что я в твой дом не приду.

— Он не будет так усложнять, Завен. Ты очень усложняешь.

— Увидим.

— Увидим, конечно, но ты усложняешь.

— Ну ладно, думай как хочешь.

— Но правда моя. Это раз. Кроме того, ты забыл, у нас свой генерал есть. Это два.

— Звание одно.

— Что значит — звание одно? Что же ещё должно быть?

— А ты думал, лампасы, звезда — так тебе и генерал?

— А какие они ещё бывают, генералы?

— Мысль — генеральская, сердце — генеральское, смех — генеральский, вот какие! А наш — что он за генерал? Да его, несчастного, склероз со всех сторон обступил.

— Опять ты усложняешь. Какое дело тому, с кем свяжется генерал по телефону, до его ума, сердца… склероза. «Вас генерал беспокоит», — скажет он по телефону, а ему ответят: «Слушаю, товарищ генерал…» Ему будут говорить, что надо наказать пастухов, нас то есть, а он — ноль внимания, потому что он генерал и не привык забивать себе голову всякими пустяками. Ему будут доказывать, что невозможно сделать то, о чём он просит, а он будет своё гнуть: «Даю вам два дня сроку, кончайте с этим делом и о результатах доложите».

— Э-э-э!.. — перебил его Завен. — Хорошо иметь всесильного родича, но и родич требует положенной ему дани, останешься в долгу — удивится. Словом, опять та же благодарность-неблагодарность. Нет, не верю я в твоего генерала.

— Философствуешь! — рассердился председатель. — Смотри, как затараторил, совсем заморочил мне голову, а когда овец чужих резал, небось не мудрствовал!

— Ага, вот и ты заговорил как следователь, — улыбнулся Завен. — А был бы ты на моём месте, мудрствовал бы?

— Не знаю, — задумчиво отозвался председатель, потом вдруг добавил: — Всем селом судью засмеём — раз! Генерала на помощь позовём — два! Правильно — генерала на помощь. Я поехал в город!

— Дай бог удачи.

— Почему же не должно быть удачи?

— Кто его знает!..