Мы и наши горы

Мы и наши горы

Автономная республика пастухов

Это село связано с миром тысячью нитей — телефоном, электрическими проводами, почтой, госпоставками — шерсти, молока, мяса, сельпо № 15, программой учебного года. Библиотечный техникум посылает селу выпускников, смекающих по части транспарантов и режиссуры, районная контора кинопроката посылает сюда фильмы, районная газета — специальных корреспондентов; а село, в свой черёд, посылает в другие села и в город работящих невест, вплоть до самых родов не выпускающих из рук грабли и вилы, даёт вузам способную молодёжь. Люди, ставшие посредниками в общении села с остальным миром и, помимо работы своей, добровольно взявшие на себя миссию — оценивать всё и вся, эти люди, отзываясь о жителях села Антарамеч, неизменно повторяют с доброжелательной улыбкой — «скромные труженики».

Пятиклассник в Антарамече решает кроссворд, помещённый в очередном номере пионерского журнала, но ему и в голову не приходит сообщить об этом в редакцию. Он решает кроссворд, откладывает журнал в сторону и идёт в библиотеку за новым журналом или отправляется на ток подсобить трактористу, или в поле — пострелять воробьёв, или в кузницу — раздувать мехи, не отводя глаз от куска раскалённого железа.

Антарамечские ребята, в летние месяцы приезжающие из города на каникулы, идут прямо в поле. Там встречают их просто:

— Приехали? Ну и ладно, ступайте, вас серпы уже дожидаются.

Из Антарамеча вышел даже один генерал. Случается, генерал приезжает среди лета. Ему говорят:

— Товарищ генерал, берись-ка за грабли, поди покомандуй!

— Небось и без команды немало наскирдовали, — улыбается генерал.

А генеральша как-то раз обиделась:

— Очень уж некультурный вы народ, даже не поздравили нас.

— С чем это не поздравили?

— Ну вот, пожалуйста! Ведь его же недавно произвели в генералы.

— А раньше кем он был?

— Как это кем? Полковником, конечно!

— Ну, — серьёзно, без тени улыбки заключили в селе. — Стало быть, генералы делаются из полковников.

В школе не было постоянного учителя немецкого языка. Девушки из института, которых направляли сюда, через полгода-год забрасывали губную помаду, разглядывая себя в зеркале, с отчаянием отворачивались и, собрав пожитки, в слёзах покидали село. В оправдание себе они говорили:

— Разве это жизнь? В кино в папахах сидят, дымят, горланят…

И однажды директор школы сказал счетоводу:

— Ты был ведь на фронте?

— Сам знаешь, без ноги вернулся.

— Я не про то. Немецкий ведь знаешь?

— Как же, два года в плену был.

— Детей немецкому обучать сможешь?

— Да буквы вроде бы подзабыл…

— Не беда, приходи, вместе вспомним.

Геноссе Манукян вспомнил буквы, и с тех пор выпускники школы на вступительных экзаменах в городе по немецкому получали «пять».

На пост счетовода заступил сторож тока, тоже одноногий. Между ним и председателем произошёл следующий разговор:

— Счетовод нам нужен, вот что.

— Мы что, мы вот сторожим.

— А со счётами справился бы?

— Чего же не справиться? Тоже работа.

— Ну и ладно.

А сторожем на току… Сторожем на току поставили самого первого председателя колхоза — Абгара, того самого Абгара, который теперь день-деньской возился с внучкой и, уложив её спать, принимался ругать старуху. Старуха в долгу не оставалась — начинала кричать, а самый первый председатель, цыкнув на неё: «Не ори, ребёнка разбудишь», — шёл в правление. Приходил самый первый председатель к нынешнему и говорил:

— Дай ты мне работу Христа ради.

— Пойди внучку убаюкай.

— Убаюкал уже.

— Пойди старуху свою поругай.

— Поругал уже.

— Пойди… — нынешний председатель задумывался, — пойди пенсию получи, выписали уже, печенья внучке купи.

— У внучки зубов нет.

— Купи для старухи.

— И у старухи нет, обе они у меня беззубые.

И председатели — и старый и новый — умолкали в тяжкой задумчивости.

— Ну, не знаю, — говорил нынешний председатель, — не знаю, — говорил он. — Не мешай мне, я занят.

— А помнишь, — не унимался самый первый председатель, — ты был совсем ещё молокосос, под стол пешком ходил, и у тебя всегда текли сопли, а я своим платком вытирал тебе нос, помнишь?

— Как же быть с тобой? — вздыхал председатель. — Косить — не можешь, скотину пасти — не можешь, на пасеку — не захочешь, мёду в рот не берёшь. Давай-ка смастери для скотины дубовые зажимы.

— Да я же целую гору наделал!

— Ещё нужно.

— Да ведь мы железные получили.

— Дубовые лучше.

— Зачем нам столько?

— Ну, не знаю.

И вдруг освободилось место сторожа.

— Не назначай никого! — оживился самый первый председатель. — Погоди, за ружьём сбегаю.

Старик даже споткнулся о порог. А ведь старики обычно не спотыкаются. В их шагах сочетается опыт взрослого и осторожность ребёнка. И оттого, что он, этот старик, по-пастушьи крепко опиравшийся на палку и обе ноги, споткнулся, вдруг особенно почувствовалась в нём жажда жизни — короткого отрезка времени, пленительного, прекрасного, но короткого.