Мы еще встретимся

Над горизонтом зажигались и таяли немецкие воздушные «люстры». Где-то вдалеке вспыхивали зарницы, а позже до позиции доносились звуки взрывов. Это немцы били по переправам, стремясь отрезать отход попавших в клещи частей.

4

С раннего утра Ребриков взялся за проверку системы обороны. Он залезал в каждый дзот, проверял сектор обстрела из каждой ячейки. Он был дотошен и придирчив, как старый фортификатор.

Дзоты оказались подходящими. Из них открывался широкий обстрел, но наблюдательные пункты ему не нравились. Из них ничего не было видно дальше сотни шагов.

— Здесь только от осколков спасаться, — сказал Ребриков своему ротному заместителю — младшему лейтенанту.

Тот неожиданно энергично закивал головой:

— Точно. Какие же это НП!..

— А что же раньше думали? — удивился Ребриков.

Младший лейтенант промолчал.

— Надо вырыть новые.

— Есть вырыть новые! — отрапортовал младший лейтенант.

Рота Ребрикова была самой правой в районе полковой обороны и смыкалась с другим полком. Оказалось, взаимосвязи с соседями не было. Ребриков сходил к ним, отыскал нужных командиров и договорился о кинжальности огневого обстрела. Когда вернулся, наблюдал, как бойцы учились кидать противотанковые гранаты. Бросали, в общем, неплохо, и он похвалил ребят. Позже проверял наличность боеприпасов. Их, кажется, хватало. Потом добрался до расчета противотанковых ружей, сам с любопытством приглядывался к этому еще плохо знакомому ему оружию. Петеэровцы были неплохие ребята. С ними у командира завязалась беседа.

— А как, товарищ лейтенант, мечтаете, — спрашивал один из них, высокий длинношеий парень по фамилии Гладких, — дадут ему здесь прикурить?

— На кого же надеешься, кто же давать будет?

Парень был явно сбит с толку:

— Как же кто? Наши, войска, значит…

— Так, а мы чье же войско? — улыбнулся Ребриков и продолжал: — От тебя, от нас все и зависит. Будем драться, как сибиряки под Москвой, — узнают они, чего им новый блиц будет стоить, а не будем… — Он немного помолчал и продолжал вопросом: — Как думаете, сколько еще отходить можно?

— Хватит, подрапали. Вон куда занесло, — мрачно сказал боец в застиранной добела гимнастерке, которая к тому же, видно, изрядно села и выше запястья обнажала его большие коричневые руки.

— Я лично с самой границы подрапал, — беспечно расхохотался длинный парень.

— Э-э, нашел чем хвалиться, дура, — покачал головой и слегка сплюнул в сторону большерукий.

— Так я ведь не сам, — обиделся тот. — Я по приказу…

— Все мы по приказу, — вмешался в разговор приземистый боец с выгоревшими густыми бровями, которые придавали несвойственную суровость его округлому лицу. — А отседа куда по приказу? Али в Волгу нырять? Дале одна степь безлюдная.

— Ну, так уж и безлюдная, — передразнил его, в свою очередь, длинный. — А Урал, а Сибирь тебе что?

— Дык если до Сибири-матушки отходить, — опять заговорил тот, что укорял длинного, — назад-то сколько шагать надо. Об этом ты думал, паря? Дальше отходить нам последнее дело…

Прошло еще два дня. Рота глубже зарывалась в землю, бойцы улучшали секторы обстрела и покрепче ладили амбразуры для пулеметов. И каждый вечер на горизонте опять горели переправы, слышались глухие взрывы и отвратительным мертвящим светом светились в небе немецкие «люстры». Ждали часа схватки с врагом. Никто не сомневался, что она близка.

С утра через позиции на восток стали проходить группами бойцы разбитых частей. Иные шли полуодетые. Кое у кого не было и оружия. Не оглядываясь, словно боясь, что их могут задержать, они спешили пройти ротную глубину обороны.

— Эй, куда драпаете, вояки? — издевательски кричали им со всех сторон бойцы.

— Винтовку что́, фрицу подарил?..

— Не в Саратовскую, к бабе подался? Поклон моей передавай.

Отступающие хмурились, не отвечали. Лишь на ходу огрызался иногда кто-нибудь:

— Тебя бы туда, герой…

Совсем еще молодой парнишка, голый по пояс, но в старенькой пилотке со звездой и с автоматом на лоснящемся от загара теле, прыгнул в ход сообщения и спросил, где командир роты. А когда ему показали, куда идти, отправился, не обращая внимания на нелестные оклики в свой адрес.

Перед Ребриковым он, несмотря на свой вид, вытянулся по всем уставным правилам и гаркнул:

— Товарищ командир роты, ефрейтор Клепалкин прибыл в вашу часть. Разрешите остаться и сражаться за Родину. Документы в порядке. Оружие сохранил!

Он козырнул, поднеся руку к своей побелевшей пилотке, и, слазив в карман, положил перед Ребриковым помятые комсомольский билет и красноармейскую книжку. Чернила на них безобразно расплылись, печатей почти нельзя было разглядеть.

— Нырял я, ну а они в кармане… — смущенно объяснил паренек.

— Откуда же ты?

— С разведбата, товарищ командир роты. Последние мы были… Не знаю теперь, где — кто. Все машины там остались. Сыпал он по нам… Еле выплыл.

— Значит, покупались? — сказал Ребриков, с трудом разделяя слипнувшиеся листки книжки.

— Покупались, — всерьез согласился ефрейтор.

— Какого года рожденья?

— Двадцать второго, товарищ командир роты.