Мы дрались с «Тиграми»

Маршал Жуков, самый бывалый из всех солдат войны, так сказал в семидесятом году в интервью журналисту Пескову: «С командного пункта я много раз видел, как молодые солдаты поднимаются в атаку. Это страшная минута: подняться в рост, когда смертоносным металлом пронизан воздух. И они поднимались… впереди был только немецкий блиндаж, извергавший пулеметный огонь».

Обычно солдаты, услыхав призывное, страшное, зловещее и угрожающее слово командира «Вперед!», вскакивали с земли и бежали под пули на немцев. Но бывало и так: командир подал команду, одиночки вскочили, их скосила пулеметная очередь, остальные медлят, лежат, не поднимаются. Тогда командир бежит с поднятым вверх пистолетом вдоль цепи, надрывается, кричит, угрожает, призывает, а то и хватает за шиворот, поднимает одного, другого и бежит вместе с ними вперед.

Да, трудно солдату подняться и бежать под пули в атаку. Но еще труднее командиру поднять людей на смерть, когда он в полный рост мечется по цепи в смертоносном пространстве, не думая о собственной жизни. Командиры взводов, да и рот, гибнут вместе с бегущими рядом солдатами в первой же или во второй атаке: кому как повезет. Часто гибнет и командир батальона. И тогда оставшийся в живых счастливчик — один из трех командиров рот, а то и взводный, берет командование батальоном на себя и продолжает атаку. Он сам себя провозгласил комбатом и будет им, пока его не убьет.

Поднимать других в атаку — это пострашнее, чем самому подняться, да к тому же это еще и ответственность и не только перед теми, кого поднимаешь, но и перед начальством и перед законом.

Как артиллерист, связанный телефонным кабелем с далеко стоящей в тылу батареей, я поддерживал пехоту огнем своих орудий во время атаки. При подготовке к атаке я лежу на земле рядом с комбатом, жадно выискиваю цели у немцев и своими снарядами уничтожаю их. Потом вместе со своим телефонистом бегу в рядах атакующих. Я не стреляю из автомата, как они, а во все глаза смотрю на немецкую оборону. Замечу пулемет, на несколько секунд задержусь: связь уже готова, телефонист подключил аппарат, подаю команду на батарею, и мои снаряды крушат немецкий пулемет. Комбат тоже ищет стреляющие огневые точки врага. Как только заметит, сразу показывает мне, и я уничтожаю зловредных носителей смерти. Комбату нравится, когда артиллеристу него под боком. Защищенно чувствуют себя и пехотинцы, когда я рядом. Другие же артиллеристы, в соответствии суставом, обычно устраиваются где-нибудь повыше, на пригорке, позади пехоты. Они тоже выискивают цели и тоже уничтожают их. Но такому поддерживающему батальонный не сможет показать рукой обнаружившую себя стрельбою цель, она быстро умолкает и снова не видна. А по телефону никогда не успеешь да и не сумеешь указать огневую точку. Безусловно, с точки зрения личной безопасности мне выгоднее было бы находиться сзади батальона, а не рядом с комбатом. Но так уж я привык воевать, потому комбаты всегда и бились за меня перед начальством. Каждому хотелось, чтобы его поддерживал именно я.

Командование обычно направляло меня к тому комбату, который идет в авангарде дивизии. А таких из девяти выделялось только двое, оба они из стрелковых полков. Это капитан Абаев и старший лейтенант Морозов. Самые опытные, самые удачливые и самые живучие комбаты. Обоим по тридцать, оба храбрые, самостоятельные, осмотрительные, тактически грамотные, с творческой жилкой. При средней продолжительности жизни комбата на войне — неделю, от силы — месяц, эти воюют более года. На них вся оперативная жизнь дивизии держится.

Высокий, сухощавый, жилистый, с маленькими усиками на узком, суровом, аскетическом лице Абаев — родом скорее всего из Азербайджана. Горяч, упрям, высокомерен, но въедлив и исполнителен: сказал — сделает! Его долго держали на взводе, затем роте, хотя он из довоенных кадровых офицеров. Наверное, из-за характера: излишней, как считает начальство, самостоятельности и обостренного чувства справедливости. Только к тридцати годам, на войне, он получил батальон.

Морозов — полная противоположность Абаеву. В жизни медлителен, каблуками не щелкает, но в бою как подменяют его: мечется среди бойцов как угорелый — мертвого в атаку поднимет! Он — не кадровый офицер, из запасников, бывший агроном. Хороший организатор, уверенный в себе человек и знающий себе цену. С подчиненными демократичен, но ослушания не терпит. Он сибиряк. Высок, плечист, ему бы на медведя ходить. Блондин, круглолиц, курнос и улыбчив. Ум острый, искрометный. С юмором. Морозов не заявит командиру полка или генералу: «Не дадите мне в поддержку Михина, воевать не буду!» — как требует Абаев. Но своими способами все равно добьется, чтобы в сложной боевой обстановке поддерживал его именно я.