Мы - до нас

            - Умеючи балует: вон как она воспитанна, целомудренна и проста!

            -Зато этот Илья не прост. Получил целых три дня отсрочки. А за три дня – ох, сколько можно придумать!

            - Да! С его-то умом и отвагой… Сколько невероятных побегов, он говорят уже совершил!

            - Ничего, на этот раз не сбежит! – уверенно заявил один из самых смысленных людей Смоленска. - Мало того, что на страже будут стоять дружинники князя Мстислава, и люди Бориса Давидовича будут теперь беречь его, как зеницу ока, так еще мы и сами будем сторожить его!

2

  Божий суд начался…

            Князь Мстислав вышел на порог терема и полной грудью вдохнул острого морозного воздуха.

            Посередине двора уже горел больший высокий костер.

            На деревянной крепостной стене стояли дозорные. Опытный взгляд князя сразу же отметил порядок. В руках - копья, щиты. На боку – меч. За спиной – луки. Тулы не перекинуты через плечо горловинами наверх, а наклонены вперед, чтобы – в любой момент удобно было выхватить стрелу. Да и сами тулы полны стрел с оперениями разных цветов.

            Во дворе толпилось множество народа: купцы, ремесленники, крестьяне… Едва князь сделал шаг по ступенькам резного крыльца вниз, как они разом подались вперед и принялись кричать, просить, молить, протягивая к нему руки.

            Дружинники тут же подбежали к толпе и принялись осаживать ее назад.

            - Чего это они? – вопросительно взглянул на смоленских бояр Мстислав.

            - Да как всегда с жалобами пришли, с просьбами… - принялись объяснять те. – С утра стоят, прослышав, что ты приехал в их град. Ну, а как узнали, что ты дал согласие стать нашим князем…

            - Я же сказал, что никаких судов править не буду…- напомнил Мстислав и недовольно поморщился: - Да и смотреть суд над рюриковичем, будь он даже Божий, негоже простому люду…

            - Прости, княже, не уследили! Сейчас исправим! – пообещали бояре, и вместе со своими воинами, при помощи плеток и направленных в грудь мечей быстро выпроводили народ за ворота терема, откуда продолжали раздаваться умоляющие князя Мстислава о заступничестве и помощи голоса.

            Следом за новым смоленским князем вышел его сын. Рядом с ним шел игумен, в одной руке которого была склянка со святой водой, а в другой мешочек с небольшими клещами-матрицами и свинцовыми заготовками для княжеских печатей. Мстислав Мстиславович лишь недавно получил от отца дозволение иметь собственную печать и рад был любому случаю воспользоваться этим правом.

            Потом из терема повалили гости.

            Они шумно обсуждали то, что видели в тереме.

            Громче всех сетовали на свою нерасторопность новгородцы.

            - Эх, припоздали! – сокрушались они.

            - Надо было раньше приехать…

            - Да, опередили нас смоляне!

            - Ну да ничего, говорят, Мстислав долго у них не задержится. Успеем еще сделать его своим князем!

            Наконец, два гридника вывели из терема князя Илью. Он шел спокойно, будто предстоящая пытка касалась кого угодно, только не его и, словно даже не замечал костра, возле которого суетились подбрасывающие все новые дрова холопы и держал огромными клещами в самом огне большой кусок железа кузнец…

            Последней из терема вышла Горислава. Ее поддерживали под руки две девушки.

            Князь Илья, словно не слыша шепота угроз и проклятий, несущихся со всех сторон, прошел к костру и, встав перед ним, поднял голову и стал глядеть высоко, в самое небо.

            Князь Мстислав оглядел его и озадаченно сказал воеводе:

            - Несподручно ему будет в оковах железо из огня доставать!

            Воевода согласно кивнул и крикнул:

            - Расковать!

            Кузнец, оставив прямо в костре клещи, взял молот и умело сбил с запястий изгоя оковы. Затем посмотрел на ножные оковы и, почесав в затылке, вопросительно взглянул на Мстислава.

            - Эти оставь! – уже сам, коротко приказал тот.

            Тем временем, к смоленскому тиуну, выполнявшему одновременно роль судьи и палача одновременно, незаметно подошел князь Борис. Он что-то прошептал ему на ухо и, увидев согласный кивок, незаметно сунул тому небольшой, но тяжелый кожаный кошель.

Это не осталось без внимания стоявших ближе к костру людей. Но общая ненависть к князю Илье была такова, что они постарались не заметить, что тут явно замышляется какая-то несправедливость.

            Игумен подошел к костру, покропил его святой водой, немного которой, ссылаясь на то, что хочет омыть ею руки в знак невиновности того, что делает, попросил вылить и на его ладони тиун.

            И Божий суд начался.

            Князь Илья взял из клещей раскаленный докрасна кусок железа, закусил губы, чтобы не показать боль, которая судорогой пронеслась по лицу и застыла в глазах, затем поднял его на ладони, показывая всем, и вернул кузнецу.

            Иностранные гости следили за происходящим с жадным любопытством, стараясь не упустить ни одной мелочи.

            У русских людей: новгородцев, псковичей и даже смолян ненависть к князю внезапно сменилась жалостью. Уж такова отличительная черта русского характера, что любое чужое страдание вызывает боль и в своей душе.

            Дождавшись своей очереди, тиун подскочил к князю Илье, и, словно жалостливо гладя, провел своими пальцами по его ладони и затем тщательно забинтовал ее.

            - Видали? Видали? – заволновались в толпе.

            - А что там такое? Что?..