Мы даже смерти выше... Николай Майоровв

(тогда в ней оставались только три жителя) члены клуба-музея

нашли небольшую братскую могилу. Над ней они и повесили

табличку в честь ивановского поэта.

Музей «Строка, оборванная пулей» получил по всей стране

широкую известность. Хотя никогда ее не добивался, никогда

как следует не финансировался (все здесь самодельное); музей

сознательно негромкий во всем – даже стихи здесь читают

почти шепотом. Но его хорошо знали и Александр Твардовский,

и Давид Самойлов. Помогал музею поэт и бард, старший

лейтенант Евгений Агранович (это он написал «От героев

былых времен не осталось порой имен. Те, кто приняли

смертный бой, стали просто землей-травой»).

Основательница музея Наталья Чернова умерла 10 лет

назад. Но «строка, оборванная пулей» продолжается. До сих пор

ежегодно в лес под Рыбный приезжают в ночь с 23 на 24

сентября сотни человек. Приезжают на большой и жаркий

костер в память о Павле Когане (погиб в эту ночь в 1942 году).

И обязательно под свет огня читают стихи, в том числе Николая

Майорова. Руководят клубом-музеем сегодня Татьяна Елисеева

и Екатерина Акимова. Они признают, что членов клуба с

каждым годом становится все меньше. Что ребят больше

привлекает не горькая судьба погибших поэтов, а романтика

походов и экспедиций. Но как бы там ни было, музей жив, и

этим летом, спустя двадцать лет, ребята снова отправились на

Смоленщину проведать могилу Николая Майорова.

Теперь здесь никто не живет – деревенские разъехались. А

землю выкупил под фермерское хозяйство какой-то москвич.

Правда, отмеченную когда-то ребятами могилу он содержит в

идеальном состоянии и даже вроде как гордится тем, что стал

168

причастен к имени Николая Майорова, защищавшего эту землю.

Мемориальная доска все еще висит здесь, на старой

раскидистой сосне...

Мы видели, как женщины глядели

На нашего шального трубача.

А он трубил…

…На высоком берегу Яузы в 40 километрах от Гагарина и в

30 километрах от деревни Баранцево стоит село Карманово.

Название у него говорящее – близлежащий район действительно

географический «карман» на границе Московской, Тверской и

Смоленской областей. Этот «карман» стал отличным

плацдармом для фашистского наступления сразу по трем

направлениям. Враг крепко стоял здесь, заняв стратегическую

позицию, с августа 41-го до августа 42-го.

Внизу быстро течет река, желтеют поля, в умирающем

ковыле пасется одинокая лошадь. Наверху живут несколько

тысяч человек, работает большая школа, есть несколько

магазинов. У обрыва над рекой стоит недавно построенная

церковь. Ее настоятель отец Дмитрий всего на несколько лет

старше нас с Майоровым. Именно он выложил в Интернете

(karmanovo-hram.ru) к 9 Мая фотографии местного мемориала с

именами погибших. Так нам и удалось найти место упокоения

Николая Майорова: на одной из сфотографированных плит

стоит его имя. Стоит среди восьми тысяч других имен

красноармейцев, захороненных здесь.

На Кармановский мемориал приезжают почти каждый день.

Едут из Москвы, с Алтая (302-я стрелковая дивизия, которая

воевала здесь и в которой служил Майоров, формировалась

изначально в Сибири) – поэтому отец Дмитрий спокойно

воспринял и мой звонок, и мой приезд. «Разные люди

приезжают. И молодые, и старые. В мае была старушка из Твери

лет восьмидесяти. У нее здесь то ли дед, то ли брат похоронен.

Она об этом месте всегда знала, но собралась только сейчас –

«чувствую, что недолго осталось мне, вот и приехала».

Приехала на такси, потратив три свои ежемесячные пенсии, –

169

несколько лет копила понемногу. Долго сидела на мемориале, а

потом медленно доковыляла до церкви, поставила свечку и

уехала, как сама сказала, «умирать со спокойным сердцем».

О поэте Николае Майорове отец Дмитрий никогда не

слышал. «Да мне, в общем-то, все равно, кто здесь похоронен, -

они все для меня равны. У самого дед погиб на войне. Его

могила в сотнях километров отсюда – съездить туда я не могу, а

потому прихожу на наш Кармановский мемориал и служу

панихиду. И всем говорю: кто ищет, но не может найти своих

родственников, - кланяйтесь любому памятнику, а вашим

поклонится кто-то другой, кто живет ближе, и мучается оттого,

что не может приехать, скажем, сюда, в Карманово и отыскать

своих». Так уж получилось, что война своими могилами, словно

черный крот подземными тоннелями, изъела, но одновременно

и объединила всю страну: север и юг, Сибирь и Кавказ. Здесь, в

Карманове, среди грузин и абхазцев, армян и азербайджанцев,

бойцов разных национальностей лежит Николай Майоров. И

над общей их могилой на высоком постаменте стоит воин в

бронзовой плащ-палатке, но не с ружьем или штыком, а с

поднятой ко рту «охрипшей полковой трубой». На граните

мемориала высечено: «Мы любили жизнь, но вас мы любили

больше»…

Нам не дано спокойно сгнить в могиле –

лежим навытяжку и, приоткрыв гробы,

мы слышим гром предутренней пальбы,

призыв охрипшей полковой трубы

с больших дорог, которыми ходили…

Пророческой оказалась и первая строчка этого

стихотворения. Николай Майоров был перезахоронен здесь

только в 1960-е годы (до этого его захоронение действительно

находилась в Баранцеве). Правда, имя его на мраморных плитах