Читаем Мы даже смерти выше... Николай Майоровв полностью

параллельно с историческим факультетом посещал семинарские

занятия в Литературном институте. У него были две зачтные

книжки, и тут и там он шл отлично.

С любовью, горячо рассказывал Коля о поэтическом

семинаре Павла Антокольского, на память читал стихи своих

московских друзей.

Для нас, младших поэтов, тех, кто ещ оставался в школе,

эти встречи были настоящим праздником: ведь он видел и знал

многих настоящих живых поэтов! Разговоры завязывались

горячие: об искусстве, о литературе – и в том и в другом знания

он обнаруживал основательные, удивительные для студента.

Если кто «зарывался», с полки немедленно снимался том

Лермонтова, Пушкина и ли Есенина – смотря по

обстоятельствам. Время пролетало незаметно.

* * *

Особенно плодотворными были для Майорова 39-й и 40-й

годы. Он пишет две большие поэмы – «Ваятель» и «Семья» – и

множество стихов.

В записях, оставшихся от родителей, случайно сохранился

небольшой (подлинность его подтверждает В. Болховитинов)

отрывок из поэмы «Семья», поэмы о годах коллективизации:

кулак Емельян – один из главных персонажей – бежит из

деревни. Несколько строк из большой картины.

На третьей полке сны запрещены.

Худой, небритый, дюже злой от хмеля,

Спал Емельян вблизи чужой жены

В сырую ночь под первое апреля.

Ему приснилась девка у столба,

В веснушках нос, густые бабьи косы.

Вагон дрожал, как старая изба,

Поставленная кем-то на колса.

46

Ко времени работы над поэмой «Семья» относятся и

нижеприведнные фрагменты, которые печатались недавно как

отдельные стихи.

Дед

Он делал стулья и столы

И, умирать уже готовясь.

Купил свечу, постлал полы

И новый сруб срубил на совесть.

Свечу поставив на киот,

Он лг поблизости с корытом

И отошл. А чрный рот

Так и остался незакрытым.

И два огромных кулака

Легли на грудь. И тесно было

В избнке низенькой, пока

Его прямое тело стыло.

Что я видел в детстве

Косых полатей смрад и вонь.

Икона в грязной серой раме.

И средь игрушек детский конь

С распоротыми боками.

Гвоздей ворованных полсвязки.

Перила скользкие. В углу

Оглохший дед. За полночь – сказки.

И кот, уснувший на полу.

Крыльцо, запачканное охрой.

И морды чалых лошадей.

Зашитый бредень. Берег мокрый.

С травой сцепившийся репей.

На частоколе чрный ворон

И грядка в сорной лебеде.

Река за хатою у бора,

Лопух, распластанный в воде.

Купанье – и попытка спеться.

47

Девчонка, от которой ждшь

Улыбки, сказанной от сердца.

…Вс это шло, теснилось в память,

Врывалось в жизнь мою, пока

Я не поймал в оконной раме

В тентах крепких паука.

О, мне давно дошло до слуха:

В углу, прокисшем и глухом,

В единоборстве билась муха

С большим мохнатым пауком.

И понял я, что век от века,

Не вняв глухому зову мук,

Сосал, впиваясь в человека,

Огромный холеный паук.

И я тогда, давясь от злобы,

Забыв, что ветер гнал весну,

Клялся, упршись в стенку гроба,

В котором отчим мой уснул.

Клялся полатями косыми,

Страданьем лет его глухих.

Отмщеньем, предками босыми,

Судьбой обиженного сына,

Уродством родичей своих, –

Что за судьбу, за ветошь бедствий

Спрошу я много у врага!

Так шло, врывалось в память детство,

Оборванное донага.

От большой поэмы «Ваятель» остался один отрывок,

подлинность которого не подлежит сомнению, он печатается

как стихотворение под названием «Творчество». Другой

отрывок – не очень точный – приводится Ириной Пташниковой.

48

По-видимому, к первоначальным вариантам поэмы

относится и приводимый ниже отрывок, который рукой же

Майорова датируется 38-м годом.

Никто не спросит, не скостит,

Не упрекнт обидным словом,

Что стол мой пятнами изрыт,

Как щки мальчика рябого.

Я спал на нм. Кому-то верил.

И писем ждал. Знать, потому,

Захлопнув поплотнее двери,

Я стал завидовать ему.

Живу с опаской. Снов не знаю.

Считаю даты. Жду весны.

А в окна, будто явь сквозная,

Летят, не задевая, сны.

Проходят дни, и вс короче,

Вс явственней и глуше мне

Пот мой стол, и чертят ночи

Рисунок странный на стекле.

И в тонких линиях ваянья.

Что ночь выводит по стеклу,

Так много слз и обаянья,

Пристрастья вечного к теплу, –

Что я теряюсь и немею.

Я нем почти. Почти в снегу.

Сказать хочу – и не умею,

Хочу запеть – и не могу.

Ко времени работы над поэмами относятся и следующие

стихотворные наброски, сохранившиеся в черновых записях

поэта.

* * *

Как жил, кого любил, кому руки не подал,

С кем дружбу вл и должен был кому –

Узнают вс,

49

Раскроют все комоды,

Разложат дни твои по одному.

* * *

Мне только б жить и видеть росчерк грубый

Твоих бровей. И пережить тот суд,

Когда глаза солгут твои, а губы

Чужое имя вслух произнесут.

Уйди. Но так, чтоб я тебя не слышал,

Не видел… чтобы, близким не грубя,

Я дальше жил и подымался выше,

Как будто вовсе не было тебя.

1939

* * *

Я знал тебя, должно быть, не за тем,

Чтоб год спустя, всему кладя начало,

Всем забытьм, всей тяжестью поэм,

Как слз полон, ты к горлу подступала,

Чтоб, как вина, ты после долго жгла

И что ни ночь – тобою б только мнилось,

Чтоб лишь к концу, не выдержав, могла

Оставить блажь и сдаться мне на милость.

Чтоб я не помнил этой тишины,

Забыл про сны, про небо и про жалость,

Чтоб ни угла, ни окон, ни жены

Мне на твоей земле не оставалось.

Но вс не так. Ты даже знать не можешь.

Где началась, где кончилась гроза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых сражений
100 знаменитых сражений

Как правило, крупные сражения становились ярчайшими страницами мировой истории. Они воспевались писателями, поэтами, художниками и историками, прославлявшими мужество воинов и хитрость полководцев, восхищавшимися грандиозным размахом баталий… Однако есть и другая сторона. От болезней и голода умирали оставленные кормильцами семьи, мирные жители трудились в поте лица, чтобы обеспечить армию едой, одеждой и боеприпасами, правители бросали свои столицы… История знает немало сражений, которые решали дальнейшую судьбу огромных территорий и целых народов на долгое время вперед. Но было и немало таких, единственным результатом которых было множество погибших, раненых и пленных и выжженная земля. В этой книге описаны 100 сражений, которые считаются некими переломными моментами в истории, или же интересны тем, что явили миру новую военную технику или тактику, или же те, что неразрывно связаны с именами выдающихся полководцев.…А вообще-то следует признать, что истории окрашены в красный цвет, а «романтика» кажется совершенно неуместным словом, когда речь идет о массовых убийствах в сжатые сроки – о «великих сражениях».

Владислав Леонидович Карнацевич

Военная история / Военное дело: прочее