Музыка в темноте

Эбби тихо подошла к дивану и замерла, глядя на довольное лицо Пита, который растворился в музыке, забыв рыжеволосых любовниц и тетради в клетку. Его голова приятно кружилась от вина, он постукивал рукой по спинке дивана в такт мелодии, улыбался отсутствию мыслей. Музыка заполняла его зияющие пустоты спокойной мелодией. Он был из тех людей, которые не только любят слушать классическую музыку, но и понимают ее. Если для большинства это всего лишь фон для действий и размышлений, то для Питера часто остаться наедине с ноктюрном или симфонией означало погрузиться в них и сделать прослушивание основным занятием. Но только не сегодня. Контуры обнаженного женского тела, которое он пока не видел, но уже представлял, сами собой возникали в голове и медленно двигались под Шумана.

«Какой он утонченный. Будто музейный экспонат» – подумала Эбигейл, вспоминая все произведения искусства, где она могла бы видеть красивое классическое лицо, как у Питера. Он состоял из четких, плавных линий. Если бы Эбби умела рисовать, она непременно взяла бы бумагу и набросала карандашом поэтический, расслабленный портрет. Такие лица понятны художникам, их легко изображать, на них приятно смотреть. Их геометрия строго выверена, их несложно построить, зная идеальные пропорции.

Пит медленно открыл глаза и повернулся к Эбигейл:

– Ты что-то долго. Я уже успел соскучиться, – он лукаво прищурился.

– Прости, не могла не подвергнуть свой облик анализу. У тебя, знаешь ли, довольно жуткий свет в ванной, как в морге, – пожала плечами Эбби и резво плюхнулась на диван.

– Ты отлично выглядишь, – мягко сказал Пит. Он не заметил в ее внешности никаких изменений. С нескрываемой лаской он внезапно потянулся рукой к ее губам. Они были мягкие, беззащитные. В их складках темнели фиолетовые полоски от вина. Он погладил их кончиками пальцев и опустил руку. Эбигейл снова раскраснелась.