Музыка сфер

В Париже, когда его занятия в Hôtel-Dieu были завершены, все первые годы Революции он как officier de santé[7] делал что мог для облегчения ужасающей нищеты, которую наблюдал в бессолнечных вонючих улочках столицы. Он почти постиг, что толкало мужчин и женщин, всю жизнь лишенных почти всего, кроме нутряной воли к выживанию, когда они с такой свирепой яростью набрасывались на тех, чьи аристократические каблуки вновь и вновь толкали их, сбрасывая в клоаку.

Улучшилось ли теперь положение в Париже? Он слышал, что у богачей там теперь иные лица, иные имена; но они все еще ездят в своих роскошных каретах, а бедняки с впалыми от голода щеками безмолвно глядят на них. Ротье видел в нищете болезнь, более страшную даже, чем проказа, и он знал, что больше всего от нее страдают дети.

И он позволил мужчине взять его за локоть, позволил быстро провести по темным переулкам за Бидл-Кортом в полуоткрытую лупящуюся краской дверь и вверх по покосившейся лестнице в каморку с низким потолком, с сочащимися сыростью стенами, где сидела женщина, обнимая мертвого ребенка. Мужчина зарыдал, но женщина только в молчании смотрела на Ротье, все еще прижимая к груди свою маленькую дочку.

И потому Ротье опаздывал. И тут произошла еще одна задержка, когда он пришпорил лошадь за Найтсбриджской заставой. Вот тут его мысли обратились к грабителям с большой дороги: навстречу ему из теней густых зарослей по обочинам выехали двое всадников. Тяжелые плащи, шляпы, надвинутые на глаза, хотя вечер был теплым. Ему почудились дула глянце — вых пистолетов, выглядывающие из складок плащей. Его сердце отчаянно забилось, когда он придержал лошадь.

— Добрый доктор, — сказал один, — прошу, поедемте с нами. Неприятности никому не нужны, верно?

— Кто вы? — спросил Ротье. — Что вам нужно?

— Скоро узнаете.

Один из всадников взял поводья его лошади, повернул ее, и они зарысили по дороге назад. Всадники держались так близко к нему, что их могучие кони слева и справа от него толкали боками его худую клячу. Лица их оставались непроницаемыми, пистолеты целились в него. Проехав заставу, они свернули на север по Тайберн-лейн и остановились перед харчевней «Мавр» по соседству с погостом церкви Святого Георгия. Тут его ссадили с лошади. Зальце, куда они повели его, было переполнено попивающими эль рыночными торговцами и дубильщиками. После тишины снаружи шум оглушил его. По крутой лестнице они отвели его в другое помещение, и тут вновь была тишина, но иного рода. Тут находился всего один человек, сидевший за столом на середине комнаты: мужчина средних лет в непримечательном костюме клерка. В парике, очках, очень серьезный.

Пьер Ротье почувствовал, как по телу у него, будто вино, разливается облегчение, потому что этого человека он знал.

— Вы меня помните? — спросил Ричард Кроуфорд. При этих словах он сделал жест, и двое сопровождавших Ротье ушли, закрыв за собой дверь.

— Да, — ответил Ротье, быстро справляясь со слабостью, охватившей его после мгновенного спада напряжения. — Да, разумеется, помню.

— Рад вас видеть, доктор Ротье. Прошу, располагайтесь поудобнее. — Коротышка-шотландец указал Ротье на кресло, а сам встал, чтобы зажечь еще несколько свечей. Огоньки ярко замерцали, озарив закопченные дубовые панели прошлых веков. Ротье сидел и ждал, заново наблюдая особенности движений Кроуфорда, пока тот зажигал свечи, а потом снова сел. Как и раньше, он, казалось, испытывал постоянное внутреннее недомогание. Диспепсия, решил Ротье.

На столе стояли кувшин с водой и графин с вином. Кроуфорд налил вина Ротье и придвинул рюмку к нему. Ротье взял ее, уже совсем успокоившись, и отметил про себя, что душный воздух комнаты был насыщен запахом пудры для волос и носового платка Кроуфорда, от которого разило душистой водой, долженствовавшей отбивать смрад вонючей нищеты, поднимавшийся снизу. В ореолах свечей торжественно кружили пылинки.

Кроуфорд положил сжатые руки на стол.

— Доктор Ротье, — сказал он наконец, — приношу извинения за то, каким образом вас доставили сюда. Но я не нашел иного способа сохранить нашу встречу в тайне. А времени так мало.

Ротье слегка наклонил голову.

— Я ведь сказал вам, что всегда готов к вашим услугам.

— Да-да. И я вспомнил ваши слова. В настоящее время я занят неотложным государственным делом, — продолжал Кроуфорд, — а вы один из тех немногих, на чью помощь мы можем положиться. С дела Шовелена миновало два года. Ваша тогдашняя помощь была бесценна.

Вновь Ротье наклонил голову. Шовелен был французским послом в Лондоне до начала войны. Когда он уехал из Англии, то оставил после себя шпионскую сеть. Но благодаря сведениям, предложенным Ротье, все до единого шпионы были схвачены.