контроль над музыкой, над ее исполнением, пропагандой за рубежом, изданиями, пластинками, учебными заведениями, союзами композиторов, превратившимися в гигантские механизмы, служащие для творческого самоутверждения крупных музыкальных бюрократов. Они контролируют театры, концертные залы, Госконцерт, назначают и снимают министров и их заместителей, или сохраняют на постах совершенно непригодных людей, <...>, находящихся в прямом, рабском подчинении у честолюбивого Председателя СК РСФСР, который управляет музыкальными делами Министерства через своих людей, типа Каз или Волк. Отлаженный механизм, работающий не только вхолостую, но, прямо-таки, во вред. СК — это гигантский Бульдозер”, разваливающий Русскую культуру. Жжх Предприимчивые деятели Грузинской культуры спекулируют на развенчании, на посрамлении Сталина. Торгуют своими литературными, драматическими и киноизделиями”. Подобно тому, как раньше на всех Московских рынках они торговали лавровым листом. Грузинские коммерсанты. Тетрадь 1987 (ПШ) Гиюня 1987 г. Тридцатые годы — резко делятся на своеобразные периоды. Г — 1929—33. Бурное время, расцвет деятельности ЛЕФ'а, РАПМ'а и РАШГТа, коллективизация, перегибы, «головокружение от успехов», пятилетка, заводы, Днепрогэс, ускоренное окончание школы, работа на заводе (практика), ликвидация безграмотности (работа в деревне, от которой я был освобожден, мать достала справку от врача и отнесла в школу, тайно от меня). Занятия в музыкальной школе, проснувшийся огромный интерес к музыке. Выписывал ноты наложенным платежом; помню покупку слепого клавира «Бориса Годунова» (изд. В. Бесселя), помню — поразили аккорды, неожиданные гармонии. Решение — посвятить себя музыке. Поездки в Ленинград — 1932 г. — новый, совершенно, мир, необъятный как океан. Трудные, голодные годы 1932—33—34. Новое движение в духовной жизни: ликвидация РАПМ'а, создание Союза Писателей, огромная и благотворная роль Горького. (Но не было — Есенина, Клюева, Ахматовой, Замятина, Булгакова, Платонова.) 307
Дальнейшие годы 1934—35—36. Выставка Нестерова, абсолютное отсутствие внимания (в обществе) к Малевичу (его «квадраты» висели в Русском музее, называлось — супрематизм). Идея главная — Гуманизм, потом Пролетарский гуманизм. Музыка — «Леди Макбет» (шла с успехом на огромной рекламе), Прокофьев не был так интересен, казался «салонным», позднее — яркая «Ромео и Джульетта», этому была большая оппозиция. Соллертинский бранил: сухо, нет романтизма, любовного всплеска и страстей (а 1А Чайковский, подразумевалось «Итальянское каприччио»), нет толпы, «живописных лохмотьев» (его слова), без которых не существовало стереотипа Италии. Меня это мало интересовало, я был полон пробуждающихся юношеских страстей, очень много поглощал музыки, раннее увлечение музыкой Шостаковича: опера, ф-п концерт, прелюдии для ф-п (поворот к «классическому»). Кино — многое, что потом хвалилось, в том числе «Чапаев». Подъем жизни в искусстве, «Петр Г› Толстого (кажется!). Съезд писателей, шумно, иностранцы, которые тогда казались людьми с другой планеты. 1934-35 г. Ленинград, Киров, суды, паспортизация и др. [С 1936 г. совсем новое, смерть Горького.] Этого я тогда не понимал, живя один в общежитии, весь увлеченный борьбой за существование (жил голодно, ужасно) и поглощением музыки, главным образом, классической. 1935 г. «Пушкинские романсы» — переменили мою жизнь. Знакомство с Иваном Дзержинским — любил его ранние песни (2 цикла), «Весеннюю сюиту» — очень яркую, юную (для рояля), начало «Тихого Дона». Как это было свежо, казалось свежее Шостаковича, в котором было что-то интонационно-мертвое (так и осталось до конца). 2-я половина 30-х годов — становилось все хуже и хуже. Движение Советского симфонизма, новый академизм, торжество «формы». Надо было учиться. Увлечение современной музыкой: Стравинский, Хиндемит, Берг (по клавиру «Воццек» и «Лулу», нравилось первое), Кшенек, так себе, Риети, нравилось. В моде пошло все еврейское. «Король Лир» Михоэлса, вся кинематография, «Веселые ребята», Дунаевский был награжден орденом, принят в Союз и назначен его председателем. До той поры Союз возглавляли: Борис Никол.(?) Фингерт, Влад. Ефим. Иохельсон, Бор. Самойлович Кессельман, Лев Моисеевич Круц, Татьяна(?) Яковл. Свирина (фамилия по мужу, страшнейшая баба), еще была машинистка Полина Егинтова, ее супруг впоследствии был секретарем Музфонда — гигантский жулик (миллионные дела), был разоблачен молодым следователем из Харькова, пойман с поличным, получил 25 лет лагерей. Всего членов Союза было человек 40 с небольшим! Русских было человек 20—25, кажется. «Расцвет» кошмарного Утесова, изо всех уличных репродукторов гремело: «Налей же рюмку, Роза, мне с мороза, ведь за столом сегодня — ты да я! Ну где еще найдешь ты в мире, Роза, таких детей, как наши сыновья?!! | 308