Музыка как судьба

1 ь а облик Панаева, написавшего пасквиль на Достоевского* ‚ Скабичевский, писавший, 82 что « Чехов умрет под забором» и т. д. Подчеркивание Булгаковым своей традиционности было, несомненно, сознательным вызовом господствующим тогда мнениям, например, стихам Маяковского: «Расстреливайте Растрелли», «А почему не атакован Пушкин? И прочие генералы-классики»®. Любопытно здесь употребление слова «генерал», служившего своего рода признаком чуждости, враждебности новой власти, бардом которой считали себя Маяковский и др. футуристы, вскоре после Октября объявившие себя «комфутами». В основе этой деятельности было не глубокое ощущение Октябрьской революции, а желание «сторговать» на ней. Вообще торговый элемент сильно присутствовал в личности Маяковского, и слова его о том, что ему «рубля не накопили строчки», — ложь. Да и речь шла не о рублях. Тут речь шла о низвержении великих ценностей и водружении на освободившемся месте своего имени. Вот из-за чего горел весь сыр-бор. Снедаемый ненасытным честолюбием, из-за него он и застрелился. Такие случаи уже бывали в истории. В больнице 27/ХП 82 г. Почему-то сегодня (читая письма Берлиоза) вспомнил, как в Париже весной 1969 года, в концерте (в театре Сары Бернар) виолончелист Поль Тортелье, которого я до той поры никогда не видел (игравший в 1-м отделении «Концерт» Шостаковича), после исполнения «Курских песен», когда публика кричала так, что я буквально оглох, в артистической, при громадном стечении публики, неожиданно схватил и поцеловал мою руку. Это было так неожиданно, я сильно сконфузился; это было в присутствии наших, из которых Кухарский был этим поражен и, как мне показалось, обрадован. Остальные молчали, и ни один из них даже не поздравил меня, кроме Бабаджаняна, который на следующий день назвал меня громко на улице: «Триумфатор!» После концерта Р. М. Гофман позвал в ресторан на улице ... меня с Эльзой (и Хренниковым). Гофман был счастлив. Так он сам мне говорил: «Я знал, что так будет». Прекрасный был человек, истинный, бескорыстный мой друг. Как много я потерял со смертью его и А. Сохора. Два настоящих друга моей музыки, следовательно, моих друзей, ибо моя музыка — это лучшее, что есть во мне. Апокалиптическая поэзия Н. А. Клюева Ваши песни — стоны молота, В них созвучья — шлак и олово. Жизни дерево надколото, Не плоды на нем, а головы** 193

У Есенина после «Пугачева» национальная трагическая тема сменилась темой личной, трагедией личной судьбы: «Москва кабацкая», «Исповедь хулигана», «Любовная лирика» и т. д. Клюев же, не имевший личного (мирского), — оно было порочным, запретным, не подверженным огласке, — весь ушел в апокалиптическую тематику, и в этом достиг своей высоты! ПЛоэтов такого масштаба теперь — вообще — нет! Хотя есть отдельные стихотворения («Коршун» Казанцева®, например), крупные по мысли и духовному содержанию. 14.01.83—«Сосны» Жжх Из книги Е. Наумова «Сергей Есенин. Личность, творчество, эпоха» письмо Ал. Ширяевца Владиславу Ходасевичу (1917). В. Ходасевич упрекал Ширяевца в том, что он отлично знает русский народ в его реальной жизни, а пишет о нем как о Чуриле Пленковиче. Ширяевец отвечал: «Отлично знаю, что такого народа, о котором поют Клюев, Клычков, Есенин и я, скоро не будет, но не потому ли он так дорог нам, что его скоро не будет? И что прекрасней: прежний Чурила в шелковых лапотках, с припевками да присказками, или нынешнего дня Чурила в американских штиблетах, с Карлом Марксом или "Летописью" в руках, захлебывающийся от открывающихся там истин? Ей Богу, прежний мне милее!..»°° Безголовые карлы в железе живут, Заплетают тенета и саваны ткут, Пишут свиток тоски смертоносным пером, Лист убийства за черным измены листом”. Черный уголь, кудесный радий, Пар-возница, гулеха-сталь, Едут к нам, чтобы в Китеж-граде Оборвать изюм и миндаль [Железо — символ убийства. Христос был убит железными гвоздями. ] О чем же тоскует. В напевах татарски-унылых? Клюев 14.01.[83] Старый Новый Год ЖЖ По прошествии более чем полувека выяснилось: искусство, которое считалось архаичным, устаревшим, оказалось смотрящим вперед, необыкновенно современным, благодаря своему духовному космизму, вселенскости и грандиозности образов; в то время как искусство, кичившееся своим передовизмом, называвшее себя искусством будущего, оказалось безнадежно устаревшим, не заметившим того главного, что предстояло и, я уверен, еще предстоит. Искусство «Футуризма» погрязло в мелочах новизны, в технологических бытовых приметах времени, оно смотрело только вперед себя, думая, что так же прямолинеен и жизненный путь (путь жизни). 194