— Как раз Перун, — возразил Буркин, — и указал скрытнику путь, притянув, если можно так выразиться, его к тебе… А тот сделал твоё тело своим домом. Но учти, что их не зря зовут духами класса «ангел»: станешь творить зло, и он исчезнет.
— А если не станешь, — вновь вмешалась медсестра, — то дух проживёт в тебе до конца твоих дней. Главное, не бойся его. Представь, что скрытник — это часть тебя.
Спину Глеба кольнуло — час ходьбы истёк. Ущипнув ногу, он не почувствовал боли… Хорошо, что заранее сел в кресло.
Теперь целые сутки ему не встать — пока дух класса «ангел» — он же скрытник — вновь не возьмётся за работу.
Глеб оправил футболку. Подумать только: в нём живёт спиритус!..
Но всего за минуту он к этой мысли привык; за проведённые в Близборе три месяца к любым странностям научишься привыкать быстро.
Врач вернулся за стол:
— Сегодняшнее обследование было последним.
— Мне больше не приезжать? — обрадовался Глеб.
— Нет — мы ведь всё выяснили… О результатах доложим в штаб.
Глеб помрачнел: конечно, в штаб — куда же ещё? Азарин мечтал вернуть его и держал в поле зрения.
Но Глеб знал, что не вернётся… По крайней мере, пока в штабе не сменится начальник.
— Кто
Из больницы Глеб ехал автобусом. С Баюном его связала ментальная нить; автобусы тот не любил, а потому летел следом в обличье ворона.
—
—
—
—
Глеб представил картину: злой бульдог бежит за чёрным котом.
—
Автобус уже подъезжал к бухте. Маршрут Глеб знал наизусть: через холм с башней-антенной, вниз по улицам, к пристани… Мимо дороги, что вела к штабу, — но у того поворота Глеб всегда отворачивался.
Завидев в окно «Фабрику», он поехал к двери. Баюн вновь подал голос:
—
—
—
Автобус остановился, и съехавший по пандусу Глеб услышал новый шедевр Баюна:
Решили детишки в лесу поиграть,
Старый охотник пошёл пострелять.
А после придумал эти стишки,
Детские трупики пряча в мешки.
Глеб скривился:
— Надеюсь, сегодня стихов больше не будет?
— За утро их было всего три, — спиритус облетел фонарь. — И хватит жаловаться — мои стихи бодрят!
— Как таракан перед обедом…
Препираясь, они направились к «Фабрике». Баюн всё спорил: мол, его творчество — это абсурдизм (что такое абсурдизм, дух вряд ли знал, но в терминах не стеснялся), а сам он — непризнанный гений, которого однажды оценят («ага, в дурдоме…» — буркнул Глеб). Потом Баюн вдруг умолк — так резко, что Глеб даже удивился…
Но тут стало ясно, что замолчал дух не зря.
В кафе творилось что-то странное — посетители выходили так быстро, будто их прогнали: старушка в жёлтой кофте бросила в урну эклер и заспешила прочь, за ней вышел парень с испачканной кремом бородкой, а выскочивший следом подросток оглянулся на дверь, словно опасаясь погони.
Глеб с Баюном вмиг забыли про спор.
— Вы не имеете права! — долетел до них голос Натальи Марковны. — Ваше начальство знает, что у нас всё в порядке!
— Если бы знало, нас не прислали бы (а этот голос Глеб слышал впервые). Решение принято — вы ведь не станете мешать компетентным органам? Игорь, наложи печать!
Вышел мужчина в сером костюме: сразу видно — чиновник. Развернувшись, он направил ладонь на дверь.
— Что он делает? — Глеб так удивился, что врезался в клумбу. По пальцам «чиновника» плясал огонь — тот выжигал на двери буквы: «З», «А», «К», «Р»…
— Закрыто, — Баюн облетел скульптуру торта. — Похоже, мы с тобой что-то пропустили…
Глеб въехал на крыльцо, но «чиновник» не отошёл, хотя видел, что мешает. Тормозить Глеб не стал, и кресло накатилось на ступню мага.
— Ты что творишь, щенок?! — взвизгнул тот.
— Извините, — невинно бросил Глеб, — я ведь не нарочно…
— Да я тебя…
— Спокойно, Игорь, — донеслось из кафе, — мальчик сказал же, что он не нарочно. Не забывай про вежливость!