Мужчина для сезона метелей

— Ну… если так, — Гутя пожала плечами, — счастливо.

— Пока, дочь, — сказала Полина. Она редко называла Гутю дочерью.

Гутя вздрогнула. А что, она на самом деле дочь вот этой женщины без возраста. Смешно. Полина на самом деле не просто мать, она бабушка… И влюбленная женщина. Это видно.

Она сама снова… будет влюбленной когда-нибудь?

Гутя едва не споткнулась на ровном месте. А… разве не уже?

Гутя улыбнулась. Интересно, мать вернется в понедельник или завтра?

Она помахала Полине рукой, снова встала на двухкилометровый путь. Люди входили и выходили из сокровищниц, они делали это так завлекательно, с такой страстью, что Гутя быстро вошла в ритм толпы.

Вернувшись в Вятку, Гутя обнаружила, что ее родные тоже не теряли зря времени. Весна, которая посылала слабые приветы, будоражила нежные, чувствительные сердца. Гутю удивил ее собственный сын.

— Что это с ним? — Она удивленно посмотрела на Тамару Игнатьевну. Петруша старательно протер глаза кулаками и уставился на часы, которые висели на стене и громко били, потом прошел мимо нее в ванную. — Петруша, ты глаза открыл или нет? — спросила она, удивленная подобным равнодушием.

— Открыл, — сказал он не останавливаясь. — Я спешу.

Гутя снова посмотрела на Тамару Игнатьевну.

— Что происходит? — Она опустила на тумбу дорожную сумку, в которой столько подарков для Петруши. — Я ему скупила пол-Москвы и все Подмосковье, а он — «Я спешу!».

— У него любовь. — Тамара Игнатьевна вздохнула, сложила руки на груди и многозначительно пожала плечами. Мол, ничего не поделаешь с этим чувством.

— Лю-бовь? — по слогам повторила Гутя. — Это что такое?

— А ты до сих пор не знаешь?

— Да откуда? Меня не было столько времени. Сколько я гуляла по Москве? Ого, целых две недели! — подсчитала она.

— За такое время и жениться можно, — кивнула Тамара Игнатьевна.

— Бабушка, что за шутки? — Гутя резко дернула молнию черной сумки.

— Никаких шуток. Слышишь, как умывается, а? Раньше не загонишь руки с мылом помыть, а теперь! — Она засмеялась. — Вот сейчас помоет голову с твоим шампунем, — она втянула носом воздух, — уложит феном, потом поест кашки — между прочим, с тех пор, как влюбился, от каши не отказывается, и готов!

— Он ест манную кашу? — Гутя вытаращила глаза на бабушку.

— А как же, ему нужна энергия. Сама знаешь, сколько ее отнимают настоящие чувства.

— О-ох. Сейчас я все… — Гутя решительно сбросила ботинки и направилась к ванной.

— Тихо. — Тамара Игнатьевна преградила ей путь. — Не спеши. Все идет как надо.

— Ты что, серьезно?

— А почему нет? Чувствам нужно учиться, а если они возникли вот так — через площадку…

— Его любовь живет через площадку? — догадалась Гутя.

— Близко, удобно. Правда, потом будет некоторая неловкость…

— К-какая… — заикаясь, спросила Гутя. В ее голове возникла ужасающая картина — родители возлюбленной рвутся к ним в квартиру и… — Ох. — Она покачала головой.

— Не то, о чем ты подумала, — насмешливо бросила бабушка. — Когда закончится любовь, будет неприятно сталкиваться в лифте. Хотя… этому тоже стоит научиться — переводить страстные чувства в бесстрастные, вежливые отношения.

— Ладно. Говори, сколько ей лет? — Гутя решила представить себе картину во всей полноте.

— Четыре, — сказала Тамара Игнатьевна.

— Ско-олько? — не поверила Гутя. — Но ему-то почти шесть. Что ему делать с такой малявкой?

— Образовывать. Доводить до своего уровня. Учить уму-разуму. На что еще способен мужчина, когда рядом существо, подходящее тебе? — В голосе ее слышалось веселье.

— Да чему он учит ее? — Гутя закатила глаза.

— Он читает ей сказки Андерсена вслух. Полезно, верно? Для него самого. Он рассказывает девочке про покемонов.

— Да они уже вышли из моды, — фыркнула Гутя.

— Но она про них не слышала.

— Ну да, возлюбленная еще не родилась. Кстати, а откуда появилась наша любовь?

— Переехала с мамой к бабушке. Прежде жила в Котельниче.

— Сегодня проезжала мимо, весь городок в снегу, — заметила Гутя.

— Они приятные люди, — одобрила Тамара Игнатьевна.

— Какой теперь у нас ритм жизни? — спросила Гутя.

— Едим кашу и уходим. Потом возвращаемся, обедаем. Днем наша любовь спит.

— А мы?

— Мы жадно давим взглядом часы, подгоняя их к четырем, чтобы бежать обратно. До семи проводим время у нее, а потом возвращаемся.

— А почему не зовем к себе?

— Там сто-олько игрушек! — Тамара Игнатьевна развела руками, пытаясь изобразить корзину, в которой все эти игрушки лежат.

— Ты думаешь, это навсегда? — Гутя прислушалась к шуму воды в ванной. Сын не выходил. — Он у нас, случайно, еще не бреется?

— Пока нет. Но я его уже застукала за попыткой. Он нашел помазок Сергея и водил у себя под носом.

— Понятно. По-моему, у меня растет лихой сын.

— Лучше лихой, чем бука, — сказала Тамара Игнатьевна. — Я за то, чтобы мой правнук был дитя своего времени.

Наконец Петруша вышел из ванной.

— Привет, мама, — сказал он. — Понюхай, я хорошо пахну? — озабоченно спросил он.

Она наклонилась и втянула воздух. От лица мальчика исходил аромат свежего арбузного мыла.

— Потрясающе пахнешь, — похвалила она. — Молодец.

— Я зубы тоже почистил, — добавил он.

— А я тебе привезла подарки, — сказала Гутя.