Саша уже собиралась уничтожить всё живое или взметнуть взглядом песчаную бурю, или обозвать нас плебеями, или как там ещё она чморила бездуховных выродков. Но Чик вовремя улыбнулся:
— Это шутка, бэйби, не обижайся на старого дембеля. На самом деле у меня сегодня ничего нет. Я имею в виду — покурить…
— Тогда колись, что у тебя со зрачками, — вздохнула Саша.
Потом Чикатило долго мялся, он не хотел ничего рассказывать, блин, да по нему просто сох Голливуд, не надо было писать никаких книжек про Полуголубя и старика Конопляна. Но в конце концов хитрая Саша всё же вытянула из него, что некто Отец (ты его не знаешь, дорогая, он не в тусовке) привёз из Дойчлянда «пинки» — новую забаву для интеллектуалов (это не для средних умов, ты же понимаешь, нужен проводник или хотя бы элементарная подготовленность, поэтому его и не вставило, бэйби, и он продал всё мне).
— Ах, «пинки», — вспомнила богемная сучка, стряхивая длинными тонкими пальцами пепел с длинной тонкой сигареты, — да-да, я что-то слышала… Он ведь недавно совсем появился, да?
Ну да, конечно, он появился недавно. Всего час назад, в зоомагазине. Таких женщин надо наказывать, им надо время от времени давать понять, что на самом деле их с полпинка (а в нашем случае с пол-«пинка») можно развести на что угодно.
Мы продали каждую из трёх таблеток по двадцать баксов. Можно было продать ещё, но я думал о кролике моей сестры, который загибался без витаминов. Да и потом — во всём нужно знать меру. Когда ты начинаешь зарываться, с тобой происходит то, что в тот день произошло с Сашей Белой.
А потом мы втроем поехали к Чикатиле. Самым неожиданным моментом этой странной тусовки было то, что под занавес Саша оказалась в его постели. В этом был весь Чикатило — он мог запросто завалить такую вот глупую форель, которую только что кинул на шестьдесят баксов. Но даже такие вещи получались у него как-то позитивно.
Утром она призналась, что ей очень понравилось трахаться под «пинки». На самом деле ей просто понравилось трахаться. Видимо, это происходило с ней нечасто — она тусовалась только в богеме, и, видимо, у них там были проблемы с натуралами.
А я лежал в соседней комнате на узком диване, который не захотел раскладываться. Я чувствовал себя лишним, и от этого мне было хорошо.
2 ЧАСА С MTV: ламбада, группа «Каома»
ТРАНКВИЛИЗАТОР: чай «Пиквик»
Уткнувшись головой в угол, я печатал чью-то очередную трудовую биографию. Биография была долгой и неинтересной, как книжка Чернышевского «Что делать?». Я думал о том, что вот, блин, есть же на свете такие работяги, чья трудовая эпопея не умещается на листе А4, а ещё — на заднем плане — о приятных предпраздничных заморочках.
Чикатило сильно опаздывал на работу. Сидя за своим шатким столом, я не особо переживал по этому поводу, пока ко мне не подошёл Донсков. Всем своим видом он не предвещал ничего хорошего.
— Я бы попросил вас пройти за мной, — сухо сказал он. Этот человек всех называл на «вы» — меня, как и всех остальных, это просто бесило.
Он вывел меня в прихожую, в которой сидел, нахохлившись, дед-Строчок, и указал пальцем на что-то бесформенное, лежащее на том месте, где обычно медитировал прапорщик:
— Что ЭТО????
Я уже понял, что ЭТИМ был Чикатило. Он одновременно умудрился свернуться в клубок и разметать по кушетке все конечности — он напоминал иероглиф, я не знаю, как это объяснить, такое можно только нарисовать или снять на видео. Его левая штанина, закатанная до колена, обнажала не первой свежести гриндер и волосатую икру с царапиной. Царапина почему-то выделялась из общей картины и мешала воспринимать всё остальное. Чикатило издавал какие-то странные трансцендентальные звуки. Он спал.
— Разбудите ЭТО, — приказал мне Донсков. Я, как утка, гоготал вовнутрь, до икоты и наворачивающихся на глаза слёз.
Чикатило просыпаться не хотел и вообще не выказывал признаков живого человека. Когда же минут через пять он всё же продрал глаза, я посмотрел в них и всё понял. Чикатило был накурен, но накурен так, как не снилось даже самому Великому Джа.
— Чик, иди домой, — уговаривал я. Но он смотрел на меня красными глазами, в которых были одни зрачки, и не понимал происходящего. Его глазные яблоки постоянно закатывались, а веки слипались, как у Вия. Он улыбался. Ему было хорошо.
Судя по всему, Чик курил всю ночь и всё утро. Курил много, рискуя потерять сознание или поймать лютую измену. Как ему удалось добраться до работы, никто не знал. В каком бы вонючем метро ни находилось во время этой дороги Чикатилино тело, его разум витал в иных сферах и с телом ничего общего не имел. Было ясно, что спать он не ложился и замертво упал только здесь, в офисе, чуть-чуть не добравшись до своего кресла.
С Чикатилой надо было что-то делать: вокруг начинали кучковаться клерки. К тому же все с минуты на минуту ожидали явления Человека-Ружья: какразвэто время суток он обычно очухивался после ирландского паба и на отходняках приходил на рабочее место.