Мустанг и Чика

Я оглянулся и увидел, что к нашему столику пробирается Ленка Бекетова. В голове всплыло, что она и есть пионерский председатель совета отряда нашего класса. Я позабыл, что кроме старосты, еще есть другие руководящие должности. Ленка и комсоргом вполне могла стать, если бы поторопилась пораньше родиться, как ее подруга Светка, которая, кстати, и была теперь старостой. Сейчас в классе всего трое комсомольцев, а комсоргом сделали хорошиста Юрку Пономарева. Мне лично пофиг на эти расклады, тем более, что они все в упор меня не замечают.

- Эй, отсталые! - насмешливо крикнула Ленка, - Заседание совета отряда будет пятым уроком. Чтобы были оба.

Причем смотрела так, как будто нас нет, как будто мы с Вовкой внезапно превратились в мелких бацилл. Блин жеванный, но до чего же приятно смотреть на ее строгое лицо.

Ленка смерила нас на прощанье оценивающим взглядом на предмет, дошли ли ее слова до нас, вздохнула и ушла по своим делам.

- Опять макулатуру заставят собирать, - горестно шмыгнул носом Медик.

- Скорее про подвиги Павлика Морозова в уши вкручивать будут, - предположил я свою версию.

Вспомнилось боевое чикино детство. Еще с младых ногтей парня отличало скептическое отношение к идеалам. В первом классе его не хотели принимать в октябрята, потому что он надругался над портретом Ленина в пионерской комнате, пририсовав ему два клыка снизу как у сказочной бабы Яги. В октябренки его все же приняли, но вот с пионерством отношения не завязались. До шестого класса его туда не пускали.

К тому же в семье Чики начался разлад. Отец ушел к другой женщине окончательно. Мать начала употреблять алкогольные напитки. Градус чикиного хулиганство вознесся до апогея.

В третьем классе он натер носы коммунистическим классикам на барельефе, висящем в школьном коридоре на первом этаже, красной краской. Материал барельефа оказался такой, что краску оттереть так и не смогли, и его пришлось убрать. С этого зловещего преступления и начались препоны в пионерской карьере.

В кабинете литературы все уже собрались, нетерпеливо поглядывая на Бекетову, которая стояла возле учительского стола. За ним сидела литра. Почему-то в классе расположилась и комсомолка Светка Романова. Когда наши с Вовкой костляво-вертлявые задницы занеслись в помещение, литра кивком головы скомандовала, что можно начинать.

- На повестке дня сбора нашего пионерского отряда три вопроса…, - начала, немного волнуясь, Ленка, - Осуждение агрессии американских империалистов против мирного Вьетнама. Потом выдвижение кандидатур для приема в члены ВЛКСМ. И последним пунктом нашего собрания будет рассмотрение недостойных званию пионеров поведения двух членов нашего отряда - Чекалина Павла и Медведева Владимира.

- Прежде чем приступить к рассмотрению этих вопросов, предлагаю удалить посторонних, - высунулся я с задней парты.

- Это кто тут посторонний? - взвизгнула литра.

- Все, кто на данный момент не являются пионерами, - вежливо пояснил я.

- Я - член партийной ячейки школы и имею право контролировать работу совета отряда, - взвилась учительница.

- Если вас уполномочила на то ваша ячейка, то покажите протокол этого решения? - еще более вежливо предложил я.

- Ничего я вам, шаромыжникам, не собираюсь показывать, - взревела литра.

- У нас открытое собрание. Можно любому присутствовать, - вовремя вмешалась Ленка и, не дожидаясь продолжения перебранки, провозгласила, - Слово по первому вопросу предоставляется Абрамовой Наталье.

Девчонка Натаха еще ничего из себя не представляла, то есть не имела положенных для данного возраста грудей. А еще была нудной зубрилкой. Ее слушать было тоскливо и зёвно. С учетом недосыпа, я так сладко выворачивал свою челюсть, что заразил этим весь класс. Получалось вроде волны на стадионах. Только нужно было не вставать, или руками взмахивать, а дружно зевать. А когда она закончила ныть, то все в классе с завидным энтузиазмом приняли единогласно проект постановления в защиту мира в Индокитае. Ну да, американские империалисты прям таки до обморока напугаются нашим постановлением и моментально прекратят бесчинствовать. Довеском к этому решению последовало предложение сдать по три копейки в фонд мира. Взамен выдавалась марка. Ее можно было наклеивать на парту, на стены, на лоб соседу, вообще куда неуемная фантазия подскажет. Могли бы просто попросить, я бы в два раза больше заплатил и марок не взял. Только пусть мне объяснят технологию борьбы за мир. В чем это выражается? Да, ладно! Мне не жалко трех копеек. Пусть на эти средства борются в свое удовольствие те, кому все равно делать нечего.

Рубль на монеты никто не хотел менять. Даже к литре подкатился с этим предложением. Она даже дернулась испуганно, словно я ей перепихон предложил. В общем, Вовка снова за меня заплатил. От всех этих мыслей и проблем слегка взгрустнулось и навеялось хулиганистой песенкой моего веселого детства «Проснулся я в овраге…»:

- …За эти три копейки
Вся жопа в малофейке…