Читаем Мустанг полностью

Я остановился ярдах в трехстах с лишним и повернул свой винчестер в сторону прятавшегося человека, затем снова начал объезжать по кругу фургон, при этом, чтобы не упускать меня из вида, ему нужно было двигаться. К тому времени, как я сделал полный круг, он понял, что я его перехитрил и бросил свою затею.

Лежавший был достаточно сообразительным, чтобы не рисковать и стрелять наверняка, однако я кружил на большом расстоянии и не приближался. Если бы он все-таки выпустил пулю, он бы не попал, а даже если бы попал, то я все равно мог бы уехать либо конь испугался бы и убежал. Поскольку я двигался против часовой стрелки, мой винчестер постоянно был направлен в его сторону, кроме того, он вынужден был крутиться на месте, чтобы следить за мной.

Он что-то сказал женщине, чего я не разобрал, потом поднялся с пустыми руками. Я направил коня в их сторону. У мужчины наверняка был револьвер, мне не понравилось и то, как одна рука женщины спряталась в складках юбки. Любой из них или сразу оба могли попытаться внезапно выстрелить в меня. Похоже, я растревожил гадючье гнездо.

В пятидесяти ярдах я снова остановился и оглядел их. Винтовку я держал в правой руке, как пистолет, из такого положения я стрелял хорошо.

- Бросьте револьвер, - сказал я мужчине, - и прикажите своей девушке убрать пистолет, который она прячет в юбке, иначе я убью вас обоих.

- Будете стрелять в женщину?

- Она держит в руках оружие, - произнес я, - поэтому я убью ее так же легко, как и вас. Прикажите бросить его, мистер, если хотите дожить до сегодняшнего заката.

Он расстегнул оружейный пояс и тот соскользнул на землю, а девушка подошла к одеялу, расстеленному возле костра и кинула на него пистолет. Только тогда я подъехал, наблюдая за ними так, как коугар наблюдает за гремучей змеей.

Мужчина оказался худощавым, жилистым юношей, едва ли не мальчиком, носившим городскую одежду, которая к этому времени здорово запылилась. У него было квадратное приятное юное лицо, только сейчас, когда я подъехал, в глазах у него не заметил ничего приятного.

Девушке, по моему разумению, было не больше восемнадцати, она была красива, как белохвостая индейская лошадка. И они были очень похожи.

Что же касается меня, я знал, что они увидели: прямой подбородок, сломанный нос, девяносто шесть килограммов веса распределялось в основном на груди и плечах; грудь обхватом в метр двадцать над тонкой талией всадника, почти полуметровые шея и бицепсы. Кулаки у меня большие и тяжелые от борьбы с бычками и дикими мустангами и драк с еще более дикими людьми. Когда-то красная, а теперь совершенно вылинявшая шерстяная рубашка, черно-белая жилетка из коровьей шкуры. Ничто на мне или со мной не было новым, все поношенное, побитое, побывавшее под дождем и песчаными бурями, это включало и меня самого. Кроме этого у меня была многодневная щетина, выжженное солнцем лицо и зеленые глаза, которые казались светлее на фоне загорелой, коричневой кожи лица.

У меня был прекрасный винчестер и пара шестизарядников с костяными рукоятками, только один из который лежал в кобуре и на виду. На поясе висел охотничий нож, а сзади на шее в специальном чехле - метательный, оба были сделаны Жестянщиком.

Эти двое были зелеными новичками. На фургоне уже отпечатались следы нынешнего путешествия, хотя совсем недавно он был новым, к тому же они были одеты слишком хорошо.

Я закинул ногу за луку седла, опустил дуло винчестера, который смотрел на молодых людей, на колено и начал сворачивать сигарету.

- Куда-нибудь направляетесь, - спросил я, - или вам нравится здесь?

- Извините, - сказал юноша, - боюсь, мы произвели не то впечатление.

- И заимели не тех друзей. Например, мужчину, который увел ваших лошадей.

- Что вы об этом знаете?

- Ну, можно предположить, что вы не сами тянули этот фургон, а теперь у вас нет ни одного тяглового животного.

- Их могли украсть индейцы.

- Это вряд ли. Они прихватили бы и ваши скальпы. Нет, это был кто-то из вашей команды, он решил оставить вас сушиться здесь на скалах. Стало быть, замыслили меня убить и уехать на моем коне?

- Мы думали, вы индеец, - сказала девушка.

И дураку за милю было ясно, что я не индеец, однако меня поразила не ложь, а та обыденность, с которой они собирались убить незнакомого человека. Они и не думали попросить меня подъехать и помочь, они просто собирались убить меня. Парень лежал в засаде. Если бы я приблизился к фургону по призыву девушки, то сейчас был бы уже мертв, а они на моем коне ехали бы отсюда прочь.

Я держался настороже и в то же время мне было любопытно. Что привело их сюда? Кто они и откуда? Куда направлялись? И почему их человек бросил их и увел всех лошадей?

Ответ на последний вопрос был очевиден. Либо он боялся их, либо решил завладеть грузом фургона. Если так, то самый легкий способ - это увести лошадей и дождаться, пока они умрут или их убьют. Сам факт, что они были здесь, подтверждал последнее предположение, потому что эта парочка находилась на дороге в никуда. Ни один человек, находящийся в здравом уме, не приехал бы в эти места на фургоне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное