Мустанг

Бизоны знали. Они знали не только все ручьи и протоки, но и пруды и лужи, оставшиеся после дождей, они могли не высыхать неделями и даже месяцами, если дожди были обильными. Однако чаще всего они исчезали через несколько дней, так что искать воду, идя по следам бизонов - вещь рискованная.

Ничто в жизни не приучило меня думать, что мне все легко дается. Я знал только длинные и пыльные тропы - удушающе жаркие либо мучительно холодные. За последние несколько лет ночи, которые я провел под крышей, можно пересчитать по пальцам.

Часто можно получить репутацию преступника даже не стараясь. Я тоже не старался, да мне, вообще-то, все равно. Мы, Сакетты с Клинч-маунтинс, народ хороший, только немного победнее да погрубее, чем Сакетты из Камберленда или с равнин.

Слой почвы на наших родных холмах был тонким, поэтому у нас было больше родственников, чем колосьев на поле во время сбора урожая, но мы были гордыми людьми, а в те дни гордость защищалась оружием. Не утверждаю, что это правильно, однако что было, то было, и поединки с перестрелками случались не только во времена кровной мести между кланами у нас в Теннеси и не только на Дальнем Западе. Так делалось по всей стране и, говорят, в Европе тоже.

Сам Эндрю Джексон, тот, который был президентом, провел несколько поединков и убил на дуэли человека по имени Чарльз Дикинсон. Ему прострелили плечо в перестрелке с Бентонами, и ходили слухи, что он участвовал в ста трех дуэлях: как дуэлянт, секундант либо просто зритель.

И он был лишь одним из многих. Немногие известные люди избежали дуэлей, когда они стали заниматься политикой, где часты оскорбления или клевета. Человеку просто невозможно было продолжать жить в обществе, если стало известно, что его обозвали лжецом, а он отказался драться, или, раз уж зашла об этом речь, если он вообще отказался драться, когда задета его честь.

Про себя не могу сказать, что принимал участие в дуэлях или любых драках, защищая свою честь. Как только я стал достаточно взрослым, я отправился на запад. Дома и так нечего было есть, а когда я уехал, одним ртом стало меньше. После окончания кровной вражды с Хиггинсами приходилось драться с подобными себе жесткими и грубыми людьми, ведущими такой же образ жизни, как и я.

Куда ни глянь - широко раскинулись плоские, как пол, равнины. Ни деревца, ни кустика, лишь низкая пыльная трава да молочно-голубое небо над головой.

Я снял свою старую изношенную шляпу и вытер пот. Эта шляпа никогда не представляла из себя ничего особенного, а дырка от пули, посланной воином кайова перед тем, как он умер, не прибавила ей красоты.

Шляпа испортила мне настроение. Каждый в этой жизни имеет право на хорошие вещи. Я, например, все эти годы мечтал о костюме, купленном в магазине, однако не смог накопить денег даже на хорошее седло. Желание достаточно скромное, но невыполнимое, если только не выиграю в карты или не отправлюсь дальше на запад искать золото. У некоторых есть талант делать деньги, у меня такого не было.

Тем не менее этот жеребец был неплох. Может быть, лучший из всех, на которых я ездил; я в долгу у того старика. Что-то в нем мне понравилось. Он был жестким и крутым и разнес бы меня на кусочки из своей буйволиной винтовки, попробуй я дернуться за револьвером, однако когда ставки были сделаны, а на руках у меня козырей не оказалось, он позволил мне уйти.

Неожиданно я увидел фургон.

Несколько минут я разглядывал то, что показалось мне низким белым облачком на горизонте, и надеялся, что это не шапка грозовых туч. Здесь, на равнинах грозы надвигаются быстро, да еще с такими молниями, что трудно себе и представить, а первое, во что ударит молния, - это человек, стоящий на ровном месте, не говоря уж о всаднике с металлическими револьвером и винтовкой.

Теперь я убедился, что это не облако, а тент фургона, рядом с которым стоит женщина.

Она находилась в миле или больше, но я ясно разглядел, что это именно женщина. Тем не менее меня обеспокоило ее одиночество и отсутствие тягловых животных - ни лошадей, ни мулов, ни волов. Люди, застрявшие на равнинах, готовы на все ради коня, а мой был неплохим. Поэтому я не поехал сразу к фургону, вместо этого решил обогнуть его.

Та женщина помахала мне рукой, но я лишь помахал ей в ответ и продолжал объезд, не отрывая от нее глаз, а пальца от спускового крючка винтовки. Время от времени я смотрел на землю в надежде увидеть следы фургона или лошадей либо волов, которые его сюда приволокли.

Лошади... шесть лошадей, достаточно больших, чтобы работать в упряжке, и две верховых, которых вел пеший мужчина.

Проехав дальше, я наткнулся на колею, проделанную фургоном, она лежала глубоко в мягкой земле, значит, фургон нагружен, тяжело нагружен.

В ту секунду он сделал ошибку и шевельнулся. Человека, недвижимо лежащего на земле, увидеть трудно, особенно если его одежда сливается с местностью, но движение сразу привлекает внимание. Он устроился в выбоине посреди выходящего наружу скального основания, собираясь снести мне голову и забрать лошадь.