Самое сильное впечатление от этой поездки оставил вечер, когда я ходил менять деньги в Ампангорина. Летя на всех парусах в сумерках я прошёл напрямую через риф и встал на якорь в своём обычном месте, недалеко от водопада. Хорошо отдраился, принял душ, наполнил канистры питьевой водой, после чего отправился в деревню. Там все знали меня и как и я их. Я планировал быстро обойти всех друзей, но постоянно останавливался поболтать с кем-нибудь. Первый, кого я встретил на тропе, был Аматра, старшина деревенских плотников. Ему 78 лет и он, как обычно, был пьян. У него девять детей, самому младшему, от пятой жены, всего три года. Я видел некоторые его работы, сделанные раньше. Построенные им дома были безупречны. Каркас традиционной мадагаскарской хижины строят из круглых мангровых шестов или грубо отёсанного дерева. Все соединения сделаны врезкой и пробиты деревянным шипом, традиционно, ещё до недавнего времени в строительстве не использовались металлические гвозди. Когда же в Носи Комба появились туристы, Аматра решил, что выгоднее работать на них. На холме, за своей хижиной, он открыл мастерскую. С пол дюжины молодых мастеров вырезают для него из дерева фигурки, модели долблёных пирог, маски, скопированные из книги о искусстве Бенина. Они вырезают одни и те же модели снова и снова. Изделия продаются в импровизированных лавках в деревне. Аматра получает с этого неплохие деньги, но он все их пропивает. Он сразу стал выпрашивать у меня несколько франков на ещё один стакан. Мадагаскарцы гонят отличный тростниковый ром разной крепости, до 97 процентов, это один из возможных экспортных товаров и я развёз его не одну бочку по Африке. В Ампангорине кроме трёх туристских ресторанов есть множество местных питейных заведений. В каждой деревне есть рюмочная. Их нельзя назвать барами. Если это киоск или небольшое кафе и у владельца есть лицензия, то его заведение называется пабом. В других местах рюмочные располагаются в задней комнате трактира, закутке без окон, с несколькими стульями и лицензией на продажу рома и пива. Трактирщики во всём мире очень предприимчивые люди, у них есть деньги на новый бизнес и они хорошо знают свою территорию, я часто заключал через них неплохие сделки.
Мы с Аматра сидели друг против друга в одной из таких тесных тёмных комнат за шатким столиком. Я наблюдал за деревенскими жителями и особо не слушал его бормотание. Через дорогу от нас стояла мадам Мириама, колоссальных размеров женщина банту среднего возраста. Она толкла молодой рис в деревянной ступе. Пестиком ей служила большая, длиной шесть футов, дубинка из твёрдой древесины. Она поднимала и опускала его одной рукой, словно это была зубочистка. Внезапно она остановилась, порылась в карманах, решительно перешла через дорогу и вошла в нашу рюмочную. Её плечи по ширине точно вписывались в дверной проём. Она протянула трактирщику купюру в 500 франков, самую мелкую купюру в обращении, стоимостью примерно в двенадцать центов. Хозяин налил ей сто грамм чистого рома из канистры. Мадам Мириам опрокинула дозу одним глотком и не моргнув глазом вернулась к своим вечерним обязанностям, толочь рис. Мы с Аматрой обменялись взглядами, вот это я понимаю, женщина. Я знаю ром в этом заведении, это не обычный сорокаградусный ром, это шестидесятиградусная настоящая огненная вода. Тем временем возле нас на свободный стул присел Флавиан. Ему только исполнилось двадцать, он тоже плотник, но в последнее время работает мало, он присматривает за магазином Ёзефа. Флавиан ещё один идеальный образец представителя народности банту. С его внешностью он мог бы смешаться с толпой где угодно в восточной Африке. Он спокойный, меланхоличный, без особых амбиций, немного тщеславный, но честный. У него всегда есть доступ к долларам в магазине, и он пришёл спросить, почём я меняю валюту.