Мурманский сундук.Том 2

ЗИЛ-150 ждал их у проходной. Собралось человек двадцать. В кузове автомашины были сделаны скамейки из прибитых к бортам толстых оструганных досок. Женщины держались отдельно, мужчины — отдельно, покуривая и не торопясь садиться в машину. Саша отметил, что девушка с участка клипсов, — её звали Валя, — была здесь. Она стояла с подружками и изредка оглядывалась, выискивая кого-то в толпе.

Штамповщики собрались все, кроме Казанкина. Фунтиков сидел на большом булыжнике, подложив под себя чёрную рабочую спецовку. Привалясь к стене здания, покуривал Никоноров, задирая голову кверху и пуская дым колечками. Он был навеселе, и в его глазах играли весёлые зайчики. Ермил стоял чуть поодаль и смотрел, как Колосов бегает из цеха к машине и обратно с толстым журналом под мышкой.

— Счас всех перепишет, и тогда поедем, — усмехнулся Мишка, бросая окурок. — Боится, что мы удерём с поля.

Вскоре появился Казанкин. Шёл он быстро с гитарой в руке.

— О-о, наш музыкант появился, — улыбнулся Коля Мячик. — Дело будет.

— Вся картошка будет наша, — отозвался подошедший Васька, слышавший реплику Мячика.

— С таким маэстро замучишься подбирать, — рассмеялся Никоноров.

Раздалась команда:

— По машинам!

Женщины подобрали узелки с обедом, пошли к ЗИЛу.

— Ой, какой борт высокий, — растерянно говорила нанизчица Маша, в нерешительности остановившись у колеса.

— Тётя, чего — подсадить? — жуя травинку, откликнулся находившийся рядом Мишка, и, не дождавшись ответа, схватил Машу под мышки и поднял. — Ставь ногу на колесо, — сказал он ей.

Маша не успела опомниться, как была уже в кузове, и только садясь на сиденье, стала шутливо ругаться:

— Ах, бесстыдник, без спросу меня на машину сунул.

— Так уж и без спросу, — громко рассмеялся Мишка. — Вчера же сама со мной договорилась…

— Ой, бабы, посмотрите на него… чего он говорит…

— Я счас наведу у вас порядок, — крикнул Никоноров и стал залезать в кузов.

Женщины подняли визг.

— Что визжите, ровно зайцы в лесу, — прикрикнул Мишка. — Подвиньтесь, чего расселись!

— Чего подвигаться, — ответила женщина с бойкими глазами и насурмлёнными бровями. — Здесь места нет. Садись на колени.

— А удержишь? — Мишка внимательно посмотрел на женщину.

— Не таких выдерживали, а тебя… ты сухой, что петух старый, ха, ха, ха.

Мишка уселся на колени к женщине.

— А что — ничего. Сидеть можно. Шофёр, давай трогай!

— Да ты не щипайся! Обнял да ещё щипается.

— Проверяю, крепка ли будешь. Не растрясет ли до колхоза?

— Да ну тебя! Крутишься, как на вертеле….

— Всё бы вам возиться, — для острастки громко крикнул Колосов, становясь на подножку. — С играми смотрите, как бы из кузова не вылететь.

— Не боись, не вылетим, — ответила бойкая женщина.

— Фунтиков, наши все? — спросил Колосов, залезая в кабину.

— Все как на подбор, — ответил бригадир.

— Тогда поехали.

Машина проехала под арку, миновала станцию и по ухабистой дороге выехала за город. Саша ухитрился сесть рядом с Валей — русоволосой девушкой с синими глазами. Она была в чёрном свитере и короткой курточке. Тренировочные брюки плотно обтягивали ноги, и Лыткарин видел, что они стройные и красивые. Она не разговаривала, а, полуоткрыв рот, смотрела вперёд себя, иногда поправляя прядку волос, размётанных ветром.

День только начинался. Лес за полями стоял красивый. Глядя из машины, нельзя было сказать, что он поредел без листвы. Стоял он плотной стеной, багряно-жёлтый, застывший в немом величии. Воздух был пропитан осенней стылостью, был прозрачен и казался звонким, как хрустальное стекло.

Мишка, настёганный по рукам бойкой женщиной, слез с её колен, примостился на корточках рядом с Ермилом и что-то рассказывал ему, громко смеясь, а Ермил сохранял невозмутимое спокойствие, и лицо его, как всегда, было замкнуто.

Лыткарин наблюдал за ним, отмечая, что тот никогда не крикнет, не заорет, как Мишка, или, как мастер. Всегда ровный, спокойный, казался он безразличным, застывшим в каком-то периоде своей жизни, как дерево, которое растёт, растёт и вдруг неожиданно, казалось бы не из-за чего, вянет.

Саша помнит, что во дворе у них была яблоня. Сначала росла, давала плоды, а потом прекратила расти. Не растёт и всё тут. Ровесницы обогнали её, а она застыла, только толще стала. Что только не делали с ней: и подкармливали, и обрезали… Когда засохла, посмотрели, а под ней, где корни, много битых кирпичей и щебня было. Отец тогда сказал, что в давние времена ломали печку, и битый кирпич в это место сбрасывали. Яблоне, видно, не хватало питания, она поэтому болела и засохла.

Промелькнула небольшая деревушка. В огородах было чисто, земля отдыхала. В кучи была собрана катофельная ботва, на кольях оград кверху доньями висели вычищенные вёдра и кастрюли. В палисадниках буйным пожаром горели ягоды рябины.

— Смотри, смотри! — дотронулась до Саши соседка и тотчас отдернула руку, и смутилась, и замолчала.

Саша повернулся к ней.

— Журавли летят, — показала она рукой в небо.