Мурманский сундук.Том 2

— Ты покорми её, покорми, — говорила соседка Юля бабке, раздев девочку и повесив пальтишко на крючок. — Дай попить тёпленького да уложи спать, закрой ноги потеплее, ночь холодная и неизвестно, сколько времени она в сарае сидела, как бы не простудилась девка. А я уж пойду, время позднее, — спохватилась она. — Семён мой, наверное, заждался. Ой, как всё хорошо обернулось, — проговорила она в дверях.

— И мы пойдём, — сказал Лыткарин. — До свидания!

— Чем же мне вас отблагодарить, — заохала Евдокия Никитишна.

— Ничего нам, мать, не надо, — вставил слово Ермил. — Выходит, что мы из-за благодарности твоей всё это делали?

— До свидания, Вера, — протянул руку девочке Саша.

— До свидания!

Ермил погладил Веру по голове:

— Расти большая, — сказал он.

Вера ничего не ответила — у нее от усталости слипались глаза.

Штамповщики вышли. Дождь перестал моросить. —

— Интересная девчонка, — проговорил Саша. — Не бойкая, а куда забрела! Ты чего молчишь, Ермил? — он подергал попутчика за рукав.

— Задумался, — ответил Прошин и вздохнул.

У бывшего митинского переезда они расстались. Отойдя несколько шагов, Лыткарин остановился, обернулся, посмотрев на удаляющегося Ермила. Тот появился под фонарем в чёрном намокшем плаще, похожий на большую добрую птицу.

Саша не спешил домой. Он не знал, почему. Сегодняшний день был какой-то особенный. Будто неожиданно он сам для себя вырос. Что вчера ему казалось непонятным, сегодня стало простым, и от этого ему стало радостно. Он шлёпал по лужам, как в детстве, расплескивая воду, и ему хотелось подпрыгнуть и бежать, бежать.

«А хороший человек, Ермил, — думал он. — Зря его считают у нас, что он себе на уме. Он просто добрый, ненавязчивый человек». И от этой мысли Саше опять стало радостно.

10.

Фунтиков всегда вставал рано. Он с женой держал поросёнка и с десяток кур. Поэтому, кроме работы, было много домашних дел, со всеми надо было управиться, и нежиться в постели долго не приходилось. И сегодня он встал, когда ёще было темно, и пошёл в сарай вычистить у поросёнка в хлеву. Вычистив хлев и посыпав мостовник свежими опилками, привезёнными неделю назад, он взял вёдра и отправился на колодец, который был на соседней улице.

Он старался по возможности облегчить жизнь жене. Она тоже работала на производстве, здоровье у неё было слабое, и помогать ей он считал своим долгом, не обращая внимания — мужская это работа или женская. Хождение по воду было его обязанностью.

Ему нравилось ходить на колодец. Ходил он ранним утром, когда посёлок ещё спал. Он по утрам сильнее чувствовал начало новой жизни и сам заряжался и утренним воздухом, и солнцем. Даже если мела метель и завывал ветер, всё равно от этого было светло на душе и радостно, что жизнь идет, и, несмотря на непогоду тебе тепло и ты полон мыслей о хорошем начале дня. Ходя по воду, он загадывал, что ему надо сделать на сегодня, размеривал рабочий день и в дальнейшем старался выполнить задуманное.

Он не помнил, когда отдыхал. Никуда на отдых, кроме единственного раза, не ездил. Во-первых, всегда было некогда. Как только наступало лето, собиралось много дел. Надо вскопать землю под картошку, посадить, окучить. Надо дом покрасить или сарай перекрыть, там, смотришь, где-то подгнило, надо заменить, ремонт в доме сделать, что-то перестроить — когда тут отдыхать! Дров, угля каменного надо заготовить, поросёнку комбикормов, отрубей купить, привезти. Не до отдыха. Правда, однажды старуха его, она не старуха ещё, он её так зовет по-житейски, так она прогнала его как-то летом в дом отдыха по путёвке. Наказала вести себя хорошо и отдыхать за всю прошедшую жизнь. Фунтиков уехал, а через три дня вернулся.

— Ты чего так быстро? — спросила его жена. — Или что случилось?

— Ничего не случилось. Не могу я без делов, — ответил Фунтиков. — Не могу. Дома милей…

С тех пор больше не ездил. И не поедет никогда. Дома лучше. Отдохнуть можно и между дел. Лёжа на одном боку — пролежни можно нажить…

Он опустил ведро в гулкую глубину колодца и загадал, что сегодня надо будет на работе поговорить с Колосовым. Поговорить по поводу этих двух ребят, Лыткарина и Казанкина. Ребята хорошие, а мастер к ним относится предвзято. Они молодые, многого не понимают, или понимают по-своему, им надо помогать. Прививать любовь к труду, учить профессии. И не окриком, а примером, спокойствием, серьезностью отношений в коллективе. Надо поговорить с Колосовым, непременно поговорить.

С этой мыслью он пришёл на работу. Фунтиков не считал мастера равнодушным. Тот бегал, кричал, разносы делал, может быть, и правильно, но как-то не от сердца, а как бы для дежурства, надо так. Любил очень приказы. Вот и Казанкин пел в штамповке вечером, он его в приказ — зачем на работе поёшь? Слишком он правильный, Колосов.

Хотел сходить к мастеру сам, но тот опередил его и с утра вызвал к себе.

Сидел Колосов в нанизке, в отгороженном для себя углу, и барабанил пальцами по пустому столу.

— Можно? — спросил Фунтиков для близиру, открывая тяжелую дверь.

— Садись! — бросил ему мастер и посмотрел на Фунтикова из-под низу.