Сашина бригада насчитывала семь человек. Бригадиром был Иван Фунтиков, небольшого роста, сухощавый с оспинками на лице штамповщик виртуоз и мастер на все руки. Рядом с ним работал Коля Мячик — молчаливый не женатый «старый парень», живший в деревне за станцией. Мишка Никоноров, рыжий неунывающий человек, отмотавший срок за хулиганку, всегда про запас имевший новый анекдот или солёную шутку, располагался рядом с мотором, крутившим колесо компрессора. Около входа сидел Сеня Дудкин — верзила почти двухметрового роста, говоривший с лёгким заиканием, спокойный и уравновешенный, с незлобивым характером. По правую руку от него работал Ермил Прошин. У окна располагался Васька Казанкин, малый с курчавыми волосами и подвижным лицом, как и Саша, недавно окончивший десять классов и ждавший призыва в армию.
Мастером был Пётр Колосов с лицом, будто вытесанным из камня, широким и скуластым, с ёжиком коротких колючих волос на круглой голове, с тонкими сухими губами, сложенными в узкую полоску.
3.
Саша еле поспевал за Ермилом. У того ноги были длинные, и ходил он очень быстро. Пошли они напрямую к вётлам, росшим по берегу реки. Перейдя реку по жиденькому мостику, который провисал под ногами и был готов вот-вот упасть в воду, рядом с которым женщины полоскали белье, и там всегда пахло мылом и свежими простынями, миновав керосиновую лавку, они поднялись на бугор и юркнули в незаметную низкую дверь около угловой башни, где Ермилу пришлось согнуться почти вдвое, обогнули ограду бывшего погоста, где теперь шелестел листьями берёзок сквер, и поднялись в выщербленные ступеньки. Здесь их окликнул Васька Казанкин:
— Привет штампачам! — озорно поздоровался он с Ермилом и Сашей. — Спешите в мартен? — и, не ожидая ответа, с усилием открыл высокую металлическую дверь с выпуклым крестом наверху, ведущую в вестибюль.
Дневная смена уже закончила работу. Печь стояла с потушенными огнями. Около неё вертелся дежурный Коля Мячик, приспосабливая трубу компрессора под форсунку. Отработавшая смену бригада, помытая под водопроводным краном и переодетая, курила в небольшом квадратном помещении перед входом в штамповку. Бригадир дневной смены Пётр Кобылин говорил сменщику Фунтикову:
— Обрати внимание, Иван! Мазута плохая что ли? Какие-то перебои. Может, вода попала в цистерну?
— Вода, — подтвердил Фунтиков. — Надо над горловиной козырёк сделать. На днях такой дождь хлестал! Вот и затекло. Крышка неплотно к цистерне подходит. Теперь, когда мазут весь сработаешь!? Мастеру говорил?..
— Говорил. А что он сделает?
Колосова не было видно. Наверное, он сидел в свой комнатёнке, отгороженной фанерными листами от нанизки — помещения, где несколько женщин нанизывали бусы на тонкую, вымоченную в жидком мелу проволоку для последующей оплавки.
Из-за станков вышел Мишка Никоноров. Увидев Ваську гоготнул:
— Ого-о, апостол Васька явился. Вы сегодня не опоздали, сэр, — кольнул он его, помня, что Казанкин часто «задерживался» дома.
— Честь имею приветствовать вас, Михал Облепыч, — раскланялся Васька, выставив левую ногу вперёд и согнувшись, держа шапку в правой руке, как видел в фильмах, рассказывающих об интригах французских королевских дворов. Он никогда не лез в карман за словом. — Вы уже изволили извострить свой язык? Не рано ли? Смена только начинается?…
— Ничего, не затупится, — проронил Мишка и, взяв квадратный жестяной ящик, пошел набирать стекла.
Ермил повесил плащ на вешалку, надел фартук и перебирал сложенные в углу ящики, ища себе побольше с высокими бортами. Работал он проворно, и одного ящика на смену ему не хватало.
Коля Мячик разжёг печь, и теперь шестнадцать печурок изрыгали красное пламя и чадную копоть.
— Коля, убавь мазуту! — крикнул со своего места Фунтиков. — Не видишь, коптит!
Мячик отрегулировал пламя, и печь стала светиться изнутри ослепительно бело, и зашумела, и загудела, и жаркие отблески заплясали по стенам.
Ермил принёс стекла, насыпал погреться на порожек печурки и достал жигало. Затем осмотрел станок, проверил свободно ли ходит рычаг, не сбит ли штамп, подлил масла в маленькую баночку, стоявшую на станине, для смазки иглы штампа. Так он поступал всегда, когда начинал работу. Не проверив станок, штамповать не садился.
Эта его собранность, серьёзность в работе очень нравилась Лыткарину, и он также, как Ермил, проверял станок перед работой, смотрел, какой «камешек» у бус — не косой ли. К примеру, Мишка не раз подшучивал над молодыми штамповщиками, у кого видел слабину к делу. Достаточно было слегка ударить молотком по нижней планке, куда крепилась матрица штампа, и бусы шли косые. Не проверив, можно было наштамповать брака.
Проверять перед работой станок Саша считал законом для себя. Мог и нерадивый сменщик так избить штамп, что работать было нельзя. Надо ставить новую матрицу и пуансон, а прежде надо было их закалить. На это уходило много времени. Саша подметил, что у Ермила да не только у него, но у бригадира, всегда был в запасе закалённый штамп. Если случалась поломка, они быстро заменяли штамп, и работа продолжалась.