— Я сделал ключи, — проронил Петруха, которому стало невмоготу висеть на вывернутых руках.
— Зачем ты это сделал? — задал вопрос, вступивший в права дознавателя Стысь.
— Зачем? — Петруха помедлил с ответом. — Хотел спасти тех… троих.
— А зачем тебе их было надо спасать.
— Не знаю.
— Голова не знает, а руки делают.
— А где ты взял образец ключа? — продолжал допытываться Стысь.
— Нигде не брал.
— Что ж просто так взял и сделал ключ.
— Так просто взял и сделал.
— Так не бывает, мой милый. Говори, кто тебе дал образец ключа? — голос Стыся посуровел.
— Никто не давал. Сам сделал.
— Интересно получается. Как это, не видя образца, можно сделать ключ. Ты просто вундеркинд какой-то. Так ты скажешь, кто тебе дал образец.
— Никто.
— А как этого Никто зовут?
— Не знаю.
— Действительно упёртый малый, — вздохнул Стысь.
— Хватит горбатого лепить! — прикрикнул на Петруху Зашитый. — У меня не такие язык развязывали. Обух, освободи верстак. Сейчас мы ему в тиски зажмём кое-что. Хоть я думаю, что у него и так детей не будет. Но после моего способа наверняка и бесповоротно. Зачем дураков плодить.
— Я умываю руки, — сказал Стысь, собираясь уходить. — Пеняй на себя, дурачок. Тебе ж будет хуже.
Он отошёл от Петрухи.
— Развяжите ему язык, — бросил он Зашитому и Джеку. Достал из кармана пиджака пачку Мальборо и вышел из гаража.
Прикурив сигарету, стоял поодаль от стены, глядя, как качаются зелёные кроны сосен от дуновения свежего ветра. Из гаража донёсся душераздирающий крик газонокосильщика. Потом всё стихло. В дверях показался Зашитый.
— Зайди, шеф, парень будет давать показания, — сказал он, поправляя на голове кепку.
Стысь забросил недокуренную сигарету в кусты и вошёл в гараж. Петруха сидел на стуле, свесив голову. На левой груди было большое красное пятно в ореоле серого пепла. Ремень брюк бы расстегнут и брюки спущены до колен. Стысь понял, каким способом у него выбили признания.
— Да он без сознания, — произнёс Стысь, глядя на безжизненно свешивающуюся голову газонокосильщика.
— Хлипкий парень, — произнёс Обух. — Я сейчас приведу его в чувство. Мы ему ещё ничего не сделали, а он уже копыта решил откинуть.
Он взял стоявшее на полу ведро с водой и выплеснул в лицо Петрухи. Тот помотал головой и открыл глаза.
— Вот так-то лучше, — произнёс Стысь и, взяв Петруху за подбородок, приподнял голову. — Ты меня слышишь?
Петруха кивнул.
— Вот и хорошо. Говорить можешь?
Петруха промычал что-то непонятное.
— У меня один вопрос: кто тебе дал образец ключа, с которого ты сделал новый?
— Ольга, — простонал Петруха то ли от боли, то ли от сознания того, что выдаёт человека.
— Ольга? — переспросил Стысь.
— Она.
Произнеся эти слова, Петруха опять отключился. Стысь обвел присутствующих глазами:
— Все слышали?
Не дожидаясь ответа, направился к выходу.
— А с этим придурком что делать? — спросил его Зашитый, указав на Петруху.
— Вышвырните его за ворота. Пускай убирается с глаз долой, — не оборачиваясь, ответил Стысь.
— И молит Бога, что легко отделался, — осклабился Джабраил.
Он тоже поспешил за Стысем. Догнав его за воротами гаража, спросил:
— Что хозяину скажем?
— Про Ольгу что ли? — обернулся Стысь.
— Про неё. С остальным всё ясно. Он может не поверить, что Ольга была главной виновницей побега.
— Нам не поверит, но Ольге поверит.
— Как это?
— А так. Она всё расскажет.
— Она может не признаться. Зачем ей лишние хлопоты.
— Ты Ольгу, Джек, не знаешь. Она гордая и юлить не будет. Она ему скажет всё, как было, будь уверен.
Стысь был несколько не в себе после признаний газонокосильщика. В том, что Ольга помогла пленникам бежать, была и его вина. Если бы он не спровоцировал её на эту подлянку с жучком, она бы и знать не знала об этих троих, а если бы и знала ни за что бы не пошла на их спасение. Она не могла простить себе, что оказалась виновницей пленения троих парней и решила реабилитировать себя, подготовив им побег. У него в душе шевельнулось маленькое подленькое чувство мести — Ольга отвергла его ухаживания и теперь пусть получает по заслугам: Стысь и пальцем не пошевелит, чтобы её выгородить.
— Сам скажи Полу про Ольгу, — обратился к Джеку Стысь. — Мне не резон это ему сообщать.
— Если он мне не поверит, в свидетели тебя возьму, — посмеялся Джабраил.
Он был доволен, что Ольга повержена. Признание Петрухи не только бросило на неё тень, оно сокрушило те устои, на которых она стояла. Впредь будет умнее. А то саданула княжеского отпрыска канделябром по башке. Недотрога…
— Ты слышишь, что я говорю, — обратился он к Стысю, не дождавшись ответа, — в свидетели тебя возьму, если Пол не поверит мне.
— Конечно, — вяло ответил Стысь, думая о чём-то своём.
Джабраил внимательно посмотрел на обмякшую фигуру Стыся и пружинящей походкой зашагал от него прочь, направляясь в особняк, чтобы доложить хозяину о признании Петрухи.
Глава двенадцатая
Ожидание