– Но это если мы угадаем с точкой перехода. Если ошибемся, то первому не позавидуешь. Тогда выгоднее идти вторым, – продолжал Гай, после чего сразу обнаружилось, что Белдо всегда мечтал быть именно вторым.
Дионисий Тигранович даже подвел под это мистическую базу, упирая на то, что «двойка» всегда была его любимым числом, поскольку именно она чаще всего повторяется в его дате рождения, а также в датах рождения его родителей, бабушек и дедушек.
– Это-то и скверно! – отозвался Гай, воюя с тугой пробкой бутылочки.
– Почему? – встревожился Белдо.
– Шныры могли это узнать и прокорректировать магию ограды с учетом ваших повторяющихся двоек. На их месте я бы обязательно подстраховался!
Гай наконец справился с пробкой и выпустил пчелу. Та золотой пулей ударилась в щеку взвизгнувшего Дионисия Тиграновича, после чего уверенно полетела вдоль ограды ШНыра.
Гай, Белдо и Триш с Мантухайчиком понеслись за ней, крича друг на друга и скатываясь со склона в речку. Обогнав их метров на пятнадцать, пчела круто повернула и, без малейшего усилия перелетев ограду, скрылась в ШНыре. Упавший Мантухайчик оторвал лицо от снега и метнул ей вслед два ножа.
Белдо остановился, переводя дыхание. Ему ясно было, что Гай ошибся, не там отпустив пчелу. Теперь точного места им не узнать, приблизительное же никак не подойдет.
– Не успели! Как же это? Эх! – пропыхтел он, притворяясь огорченным.
Не отвечая, Гай сделал десяток шагов, слепо повернулся и сел на снег. Лицо у него прыгало и гнулось так, что страшно было смотреть. Казалось, череп стал резиновым.
Дионисий Тигранович на всякий случай спрятался за Триша. Если Гай захочет на ком-то сорваться, лучше на том, кто вооружен секирами и умеет за себя постоять.
Мантухайчик неторопливо поднялся по склону и, наклонившись, отрывал в сугробах свои ножи. Первой показалась Цыпа, а за ней и Шип. Ножи торчали у основания забора сантиметрах в сорока друг от друга. Не вытаскивая их, Мантухайчик выпрямился и довольно огляделся.
– Чего ты радуешься? В пчелу не попал! – крикнул ему Триш.
– Я и не пытался. Я отметил участок перехода! – заявил Мантухайчик и, не позволяя никому в этом усомниться, уверенно перевалился брюхом через шныровский забор. И – сразу свалился обратно, плюхнувшись на снег, как жаба. Ничего не понимая, поднялся.
– Защита от кошек! – насмешливо напомнил Гай.
Мантухайчик, взревев, опять бросился атаковать забор. На этот раз он спрыгнул правильно. Глухой звук, донесшийся с противоположной стороны, и короткое ругательство подтвердили, что если он и пострадал, то больше от приземления спиной на пень, чем от охранной магии.
Триш и Гай последовали за ним. Последним перелез Белдо. Старичок был печален, но не охал: знал, что с другой стороны его все равно не услышат, капризничать же для самого себя было пустой тратой сил.
– Вот уж не думал, что снова окажусь здесь! – сказал он, свешивая ножку с забора и бережно нашаривая, на что наступить. У него было не столько защитного жира, сколько у Мантухайчика, чтобы шлепаться на что попало.
– И я! – сказал Триш.
Он тоже когда-то был в ШНыре, но сбежал еще до нырков, украв из сумки у Меркурия закладку. Главной причиной бегства были не ранние подъемы и дежурства, которые он люто ненавидел, а то, что ШНыр казался ему тесной, гнетущей казармой. Триш был убежден, что
Гай натянул на голову капюшон, скрывший его лицо.
– К Лабиринту, – приказал он.
– Да-да, я помню проход! – озираясь, прошуршал Белдо. Он боялся увидеть толпу шныров с арбалетами, но все было тихо. Подмерзлый, с корочкой снег, черные мокрые деревья, и где-то вдали корпус.
– Прохода не будет! Без проводника туда теперь не сунуться! – с усмешкой сказал Гай.
– Проводника?
– Думаю, я узнаю его, если увижу… В нем должно быть нечто общее с прежним! Он постоянно обучается, но предпочтения у него одни.
– У него?
– У Лабиринта, – уточнил Гай. Он отзывался о лабиринте как о живом существе.
Глава 19
Закрыто для своих, открыто для чужих
Человек часто кажется себе одиноким, хотя вокруг просто толпы единомышленников. Просто если он начнет их слишком активно искать, он потеряет и одиночество, и единомышленников.
Алиса, Лена и Лара сидели у Зеленого Лабиринта на лавочке, некогда по настроению сляпанной Максом из трех досок и половинки бревна, и притворялись несущими сторожевую охрану. Лара лаком для ногтей разрисовывала рукоять своего шнеппера, а Алиса с ней переругивалась. Ей постоянно требовалось кого-нибудь ненавидеть, а Лара находилась ближе всех и вдобавок у нее были красивые ноги, которых у Алисы в принципе существовать не могло, даже если трижды родить ее заново.
– Ты какая-то больная! – сказала она.