Муни-Робэн

— Не было ли у него врага, наследника, соперника? — заметил мой снисходительный слушатель.

— Увы! Много их было, — отвечал я.

Жанна Муни была хороша, как ангел, и с таким же необыкновенно нежным сложением, как муж. Она была мала, слаба и бела, как нарциссы их луга. Живя всегда в тени высоких деревьев, растущих в тамошней свежей и лесистой стороне, она уберегла шею и руки от солнечного загара и когда, бывало, в воскресный день наденет белое платьице и передник с цветами, то походит больше на оперную поселянку, чем на мельничиху из Берри.

Держась истины, скажу, что она не была ни той, ни другою, а лучше той и другой; нечто нежное, уютное и милое, с приятным голоском и грациозными ухватками. Казалось бы, сходство организации должно было сделать их бесценными друг для друга.

К сожалению, принужден вам сознаться, что мадам Муни предпочитала мужу дюжего мельничного работника, черноволосого, хриплого и косматого, к которому Муни не оказывал никогда ни малейшей ревности. Это новая странность в характере нашего героя.

Он был чужд всяких диких предрассудков насчет супружеской чести; не считал себя обязанным ни ненавидеть, ни ругать, ни бить, ни давить жену за то, что она ему неверна. Часто говаривал он нам о своем мнимо смешном положении, но его понятие об этом было отнюдь не смешно.

— Жанна гораздо моложе меня, — говорил он. — Она хороша собою, а я этим всегда небрег. Что станете делать? Люблю ее от всей души, а охоту люблю еще больше. Охота, видишь, такое дело, друзья мои, что кто ей отдастся, тому нельзя отдаваться ничему другому. Если вы влюблены, либо ревнивы, дарите лучше мне ваши ружья и собак, потому что век будете горемычными охотниками.

И, рассуждая так основательно, он вел себя с женой как сущий вельможа времен Людовика XV. Потому нельзя предполагать, чтобы его убил соперник. Это не пришло бы никому в голову. Жанна же могла только потерять, а не выиграть от смерти мужа.

— В таком случае, как же вы полагаете насчет его смерти?

— Думаю, что Муни был отчасти лунатик либо каталептик и что его постиг припадок в ту минуту, как он поднимал лопату мельницы.

Так или иначе, но смерть его была столько же таинственна, сколько жизнь, и нет ни одного меж нашими крестьянами, который не приписывал бы и поныне его смерти борьбе со злым духом, дьяволом-охотником, страшным Жоржоном Черной Долины.

Я говорил вам, что наш народ имеет, подобно всем прочим, свое фантастическое и что у немцев вовсе нет на это монополии. Мог бы я рассказать вам со слов народа еще страшнейшие истории, но для нынешнего вечера это будет слишком поздно.

Прощайте.