Мультикласс. Том I

До своей некогда скрытой сущности, которую Вик именовал моим классом, я добрался быстро. Сказывался опыт, пусть и недавний, но вполне себе стабильный. За последнее время я направлял своё сознание в это облако мелких молний со странными свойствами дикую кучу раз. И не сказал бы, чтобы это было совсем неинтересно — почти из каждого захода я возвращался или с новеньким навыком, или хотя бы со знанием, что он такой там есть и когда-нибудь я смогу его разблокировать. Цель моя, однако, была дальше. Там, где молнии заканчивались и начинался густой туман, прямо-таки кисельной консистенции. В котором полбеды, что ничего не выходило разобрать, он как будто ещё и рад мне не был. По крайней мере, именно такой вывод можно было сделать из того прискорбного факта, что эта область сознания отторгала меня самым немилосердным образом, как будто не желала допускать до себя кого-то столь мало знакомого. И вот это психоаналитическое кокетство мне приходилось когда перебарывать банальным напором, а когда и обходить по широкой дуге, прикидываясь, что просто прогуливаюсь мимо, а на его секреты и не покушаюсь. Чему хранилище памяти внутри меня, разумеется, не верило. Но множество попыток спустя, которые я не буду пересказывать, чтобы вас не утомить, эта сущность всё же решила, что проще один раз дать посмотреть, чем бесконечно гнать прочь. И в этот момент я почувствовал себя настолько радикально не собой, что на мгновение утратил контроль вообще над всем, включая сюда и тело, и мысли, и всё к этим двум вещам прилагающееся.

— Госпожа? — донёсся до меня голос. — Вы в порядке?

— Да, — ответил я неожиданно для себя самого. — Просто покровитель откликнулся на мои мольбы. Он с нами, потому не тревожьтесь.

Не знаю, что меня шокировало больше. Может, то, что это было нахальнейшим враньём, простительным, однако, для человека заведомо обречённого, коим я в этот момент объективно себя ощущал. А может, и это скорее всего, поразило меня то, что мой голос, обычный такой виски-баритон, пограничный с простонародным пиво-тенором, вдруг сменился на проникновенное меццо-сопрано, к коему я прежде объективно не был способен. И, украдкой оглядев себя, я обнаружил, что изменения во мне коснулись не только вокальных данных. Тело, в котором я находился, самым недвусмысленным образом принадлежало женщине. Которой, впрочем, было объективно не до того, чтобы уделять хоть крупицу своего драгоценного внимания моему внезапному появлению.

— Отступайте к порталу, — вновь заговорил я. — Меня не ждите. Я выиграю вам немного времени, а затем догоню. Не беспокойтесь. Владыка Виктран с нами, и он убережёт нас.

Снова враньё. Правильное, и в этот момент, пожалуй, нужное, но всё равно причинявшее прямо-таки физическую боль где-то за рёбрами. Правда же заключалась в том, что эта женщина, чьими глазами я сейчас смотрел на мир, была в ужасе. Страх, что она испытывала, был так силён, что на какое-то время попросту меня дезориентировал. Однако, эта железная леди каким-то невозможным образом умудрялась хотя бы внешне держать себя в руках. Я не знал, чем она отгородилась от страха, её мысли, в отличие от эмоций, были мне недоступны. Но само то, что ей это удавалось, вызывало уважение.

Лично мне в этот момент помогло довольно-таки элементарное соображение, смысл которого сводился к тому, что это не мои чувства. Что на самом деле я просто копаюсь у себя в сознании, и все эти страхи — они со мной не по-настоящему. Условно говоря, что я просто смотрю кино с несколько расширенными функциями, и не более. В общем, я тоже с этим справился. Таким, правда, способом, который и близко не позволял мне поставить себя на одну доску с этой героической барышней, поскольку слишком уж благоухал трусливеньким эскапизмом. Но на результате это сказалось не сильно, и я смог наконец оценить, где оказался.

Здесь была ночь. Не такая вот южная, в которой не зги не видно, но заначку стратегического продукта лучше всё-таки перепрятать. Скорее этакий затянувшийся за полночь вечер, как оно бывает летом в Карелии или под Архангельском. Скорее, впрочем, в Карелии — на это отчётливо намекал ещё различимый пейзаж, сложенный из вековых мачтовых сосен на гранитных скалах и невесомой вечерней дымки над ломаной формы озерцом в низине по левую руку. Привычно, знакомо и даже приятно. Одна деталь, правда, выбивалась из ностальгического образа. Это была сплошная стена густейшего белёсого тумана, начинавшаяся почти сразу от подошвы холма, на котором расположилась моя носительница, и протянувшаяся вверх и во все стороны, насколько только хватало глаз. Выглядело это очевидно паранормально и откровенно дико. Что-то не то было с этим туманом, и «не то» опасное. Именно такой вывод напрашивался при виде освещённой одиноким факелом горстки отосланных носительницей людей, спешно удалявшихся вдоль белой стены и заметно её сторонившихся. Задевать её даже случайно они явно не желали, причём, как мне показалось, намного более акцентировано, чем если бы вопрос касался просто местных суеверий.