Мультики

— Мальчишка чуть ли не полминуты стоял с прикушенной губой — думал. Потом твердо сказал: «Я не уверен, Разум Аркадьевич. Я только встал на путь исправления и нуждаюсь в ваших советах и наставлениях! Нет, меня отпускать домой рановато!» — Герман выпалил это на одном дыхании, просто и искренне, отбросив все заученные фразы. Сказал и заплакал…

Вместе с плаксой пустыми неуправляемыми слезами зарыдал и я…

«Ты умница, Герман, — приобнял мальчишку Разум Аркадьевич. — В тебе уже проснулась сознательность. Правильно, что не полагаешься на свои слабые силы. Только не реви, будь мужчиной…» — и потрепал его непокорные вихры…

Чья-то незримая рука ощутимо ухватила меня за волосы и несколько раз дернула так, что я даже вскрикнул.

— Разумовский обратился к родителям: «Нам очень не хочется отрывать мальчика от семьи. Но доверить его вам — значит проявить слабость. И что самое главное — Герман это тоже понимает. Мне кажется, Герману стоит на какое-то время остаться у нас в реформатории при Детской комнате милиции № 7. Тогда всю ответственность за его перевоспитание мы берем на себя». — Ольга Викторовна покивала: «Герман должен быть под контролем, нам надо знать о каждом его шаге! И согласитесь, реформаторий — это же не колония, не спецшкола. Вы сможете его навещать здесь хоть каждый день…» — «Но лучше только по выходным, — с улыбкой вставил Разумовский. — Ваш сын уже вышел из детсадовского возраста…» — «Если Герман вернется в привычную для него обстановку, — наступала Ольга Викторовна, — кто знает, не попадет ли он снова под чье-то дурное влияние, не покатится ли по наклонной? Пусть поживет у нас. Тут все условия по высшему разряду…» — «Не хуже номера люкс в гостинице, — заверил Разумовский. — Впрочем, если вы против, мы с Ольгой Викторовной не смеем настаивать. Герман пойдет с вами. А его дело будет направлено прямиком в суд — там разберутся…»

Разумовский как бы проверял родителей на сознательность и одновременно шантажировал.

Мысленно взывал я: «Папа, мама! Не отдавайте меня, не отдавайте!» — и немой страстный крик раздувал мое горло…

«Да, ты прав, сынок, — торжественно и звучно сказал отец. — Мы поступим так, как предлагаешь ты, педагог Разум Аркадьевич и товарищ старший инспектор. Тебе лучше пожить в реформатории…» — «Так будет лучше, — печальным эхом произнесла мама. — А мы будем тебя навещать…» — «Мы по-другому и не думали!» — потер руки Разумовский.

Он страшно оживился, на бледных его щеках заиграл яблочный румянец.

«Товарищи родители, не переживайте, Герман вернется к вам новым человеком! Преображенным! Вы еще удивитесь, когда увидите, каким он парнем вырастет! О-о! Он у нас в педагогический поступит! Сам воспитателем станет и сюда на работу устроится! Да!.. Спустя много лет Герман Рымбаев придет на Пролетарскую 3 настоящим педагогом и улыбнется другим юным правонарушителям… А теперь, Герман, ты можешь обнять своих родителей!» — И мальчишка стремглав кинулся в отцовские объятия!..

Я заметил, что произошла очередная подмена с пропорциями. В жизни я был почти одного роста с папой, а на картинке почему-то едва доходил ему до груди. Диафильм сознательно сделал меня маленьким. Но мне уже было не до правдоподобия, я чувствовал, что произошло нечто куда более ужасное…

«Вот, теперь ваш Герман снова с вами, — радостно сказала Ольга Викторовна. — Теперь все будет хорошо!..» — «Разум Аркадьевич, Ольга Викторовна, а можно эту ночь и воскресенье Герман еще останется с нами? — спросил отец. — А утром в понедельник мы его приведем». — «Заодно и вещи ему соберем, одежду, и перекусить что-нибудь», — умоляюще прибавила мать.

Разумовский и Данько переглянулись.

«Лично я не возражаю, — сказал Разумовский. — Ольга Викторовна, а вы как считаете?» — «Я не против. Так даже проще. Я пока документы на него оформлю, комнату приготовлю…»

— Герман вприпрыжку подбежал к вешалке, сорвал свое пальтишко, нахлобучил шапку: «Тогда до скорого, Разум Аркадьевич!» — задорно крикнул он. — «До понедельника!» — улыбнулся воспитатель. — «Спасибо вам, — произнес отец. — За все спасибо!» — «И низкий земной вам поклон…»

Мама церемонно, с рукой, поклонилась, как солистка танцевального коллектива «Березка».

«Мы проводим вас», — предложил Разум Аркадьевич. Родители вывели Германа на крыльцо. Вслед за ними вышел Разумовский, галантно придерживая тугую дверь для Ольги Викторовны. Она, словно бурку, накинула на плечи полушубок…

Ночь в диафильме походила на новогоднюю открытку — золотой месяц в россыпи звезд, крупные, напоминающие стружки, снежные хлопья. Кирпичную стену, мусорные баки и кусты покрывали белые папахи.

— Герман вприпрыжку сбежал по ступеням крыльца. — «Осторожнее, — предупредила Ольга Викторовна. — Здесь может быть скользко». — Родители осторожно спустились вслед за сыном и крепко взяли его за руки…

Я снова поразился своей нарочито дошкольной комплекции — Герману на картинке можно было дать как десять, так и шесть лет.

Крупный план показал Разумовского, машущего рукой.

«До понедельника, Герман!..»