Читаем Муки любви полностью

Мег порадовало, что высокомерие Уинстона по отношению к Джеку дало трещину. Мег знала, что ее жених воспринимал Джека как узколобого плебея, и мучилась из-за этого. Несмотря на непримиримые различия между бывшими супругами, Мег всегда ценила в Джеке его ум и трудолюбие, а также то, что он не пугался тяжелой работы. Если бы он использовал эти свои качества для построения надежной карьеры, то до развода у них бы не дошло.

Или все-таки развод был неизбежен? Вспомнив недавнее разоблачение Джека, Мег опять почувствовала к нему отвращение: будучи ее мужем, он утаил от нее такое страшное пятно на своей биографии.

Он даже не попытался отрицать слова Пита. Мог бы посмотреть ей в глаза и сказать: «Пит лжет. Он хочет внести разлад в наши отношения. Ты же понимаешь, что его слова не могут быть правдой».

Вместо этого Джек угрожал жизни ее дяди, спокойным и будничным голосом пообещав его убить. Глядя тогда в лицо Джека, пугающе напряженное, Мег почти поверила, что он способен на такое.

Под конец ужина девочки от усталости чуть ли не падали лицом в праздничный тыквенный пирог. Мег и Джек отнесли их наверх и уложили в кровати. Ненадолго она позволила себе притвориться, будто они — нормальная семья, живущая нормальной семейной жизнью.

Они с Джеком вместе пропели колыбельную, без которой девочки не засыпали. Начало этому ритуалу перед сном положил Джек в ту пору, когда родилась Мари, а потом он решил укачивать всех трех малышек под одну песню. В последний год их совместной жизни он редко это делал, но зато когда делал, то голос его очень нравился дочкам.

После развода Мег, пытаясь избавиться от гнетущих воспоминаний, надумала было заменить колыбельную другой песней из своего скудного репертуара, однако девочки ничего другого не хотели слышать, только «папину песню». Поэтому Мег пришлось продолжить традицию, и вот уже два года она пела одну и ту же колыбельную.

Слушая, как Джек глубоким бархатистым голосом выводит знакомую мелодию, Мег вновь ощутила сладостную до горечи дрожь в горле. Она тихо кашлянула, не доверяя своему голосу.

Они с Джеком по очереди перецеловали девочек и подоткнули им одеяла. При этом девочки хихикали, но старались не шелохнуться. Когда бывшие супруги вышли из детской, Джек положил теплую тяжелую ладонь на плечо Мег, как он часто делал, когда они были женаты. Это была форма молчаливого общения, выражение любви, а еще — гордости за дочерей, их совместное маленькое чудо. И по привычке тех лет Мег была готова переплести свои пальцы с его. Но резко отдернула руку, так и не коснувшись Джека…

Громкая ругань Пита вернула ее к реальности. Оказалось, что, поднимаясь по лестнице, тот уронил сигарный окурок в свою чашку с недопитым кофе, чем вызвал язвительную насмешку жены:

— Как сказал кот, занимаясь любовью с мышкой: «Лучше бы я тебя съел».

Что-то разбудило утомленного Джека, что-то помимо бушующей за окном стихии. И гораздо более приятное. Мягкое, размеренное поглаживание обнаженных плеч и шеи.

Он вздохнул и пошевелился.

Более изощренные поглаживания спустились по его телу ниже, одеяло сползло, и Джек почувствовал прохладу.

— Мег… — пробормотал он, переворачиваясь на спину.

Почти первобытным инстинктом он угадывал нависшее над ним разгоряченное женское тело. Джек вытянул руки, раскрыл для поцелуя губы, хотя где-то в глубине его полусонного сознания мелькнула мысль о подвохе.

Женские руки с нетерпением отбросили одеяло.

— Я так долго ждала этого!

Таня! Джек резко распахнул глаза, хотя в чернильном мраке гостиной ничего не было видно. Попытался сесть, но только запутался в простыне, которую яростно старалась сбросить с него Таня.

— Ты не думал, как это трудно — ждать, пока тот старый дурак наверху уснет? — зашептала она.

— Таня… — Он крякнул, когда она уткнула свой локоть ему в солнечное сплетение. — Это нехорошо.

— Ого, это будет очень хорошо! — Одеяло с простыней полетели на пол. — Попомни мое слово. Будет очень хорошо.

Таня набросилась на него, как доберман на аппетитную кость.

Он схватил ее за плечи.

— А теперь послушай, Таня. Ничего не будет. Я не хочу тебя обижать, но…

— Щетина вновь отрастает. — Таня поскребла ногтями его щеку. — Хорошо.

На Джеке были только пижамные штаны. Почувствовав, как Танина рука рванула резинку, он перехватил ее за запястье и поднял вверх. И тут же зажмурился от яркого луча света, который внезапно ударил ему в глаза.

— Какого черта…

— Я знал это, — донесся сверху хриплый и прерывистый шепот Нила, склонившегося над перилами и озирающего гостиную. — Сукин сын!

Таня выругалась себе под нос.

Едва Нил стремительно сбежал вниз по лестнице, как фонарь заплясал в его руке, выискивая приметы преступного разврата. Джек спешно поправил резинку пижамных штанов.

— Послушай, — вымолвил он. — Все совсем не так, как это выглядит.

Нил фыркнул.

— Я не твоя собственность, Нил, — зашипела Таня. — Я не давала тебе никаких обещаний.

Сноп света от фонаря ударил ей в лицо, и она искоса и вызывающе посмотрела на своего любовника.

Джек едва сдерживал в себе ядовитый сарказм, слушая хныканье Нила:

Перейти на страницу:

Все книги серии Любовный роман (Радуга)

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии