Читаем Мухтар Ауэзов полностью

Но не зря все же цепкая память сбивает те годы в одну-две строки: «Семипалатинскую учительскую семинарию я окончил в 1919 году и по установлении в Семипалатинской области Советской власти начал свою общественную деятельность, работая сперва в Семипалатинском облисполкоме, потом в КазЦИК». Откуда бы такая беспросветная тоска, которую не только анкетная краткость выдает, но и анкетный же слог, какой писателю должен быть не просто чужд, а враждебен? Дальше-то, когда Ауэзов приближается к рассказу о главном деле и главном герое своей жизни в искусстве, — Абае, слог этот обретает и живость, и гибкость, и внутреннюю энергию, хотя жанр все тот же — автобиография. Видно, вся эта кипучая деятельность, даже если и был от нее какой-то толк, совещания-заседания, столы под кумачовой скатертью, пылкие революционные речи, все это уже тогда смущало. Свою ли дорогу выбрал, в ту ли сторону повело? А издали, когда большая часть жизни осталась позади и иллюзии рассеялись, это открылось с непреложной ясностью. Лучшие, поэтически самые плодоносные годы, если и не вовсе пропали, то слишком расточительно были потрачены.

И дело не в том даже, что слишком много сил уходило на то, чтобы очиститься от липких упреков в национализме. Тогда они еще не имели привкуса крови, который в непродолжительном времени приобретут, но все равно душевному равновесию не способствовали. А ведь даже доброжелатели как будто не упускали случая уколоть. Еще один двойник Шарикова (в этом случае имя сохранилось — Г. А. Коростылев, секретарь обкома), называя Ауэзова «интеллектуально сильным интеллигентом с инициативой и умением подобрать работников», отмечает одновременно: «Болеет национальным недугом и национальный вопрос понимает по-своему». Как сложилась дальнейшая судьба товарища Коростылева, неизвестно, но если бы он вдруг оказался многие годы спустя в Алма-Ате, где готовилась тогда очередная московская декада казахской культуры, то скорее всего сильно поразился бы, услышав выступление своего давнего знакомого, который «энергию и настойчивость направляет в пользу своих ошибочных взглядов». Вернее в те покрывшиеся травой забвения годы направлял. А дело было так: увидев на сцене музыкантов из оркестра имени Курмангазы в национальных костюмах, Мухтар Ауэзов пришел в сильное раздражение.

— Это как понимать следует? Ну да, конечно, вы — оркестр народных инструментов. Так ведь инструменты же не те, на которых сто лет назад в степи играли. Кто теперь «Сары-Арку» на двухструнной домбре исполняет? К тому же в репертуаре у вас не одна народная музыка кочевых казахов. Так к чему этот маскарад? Кстати, и обычаев-то вы толком не знаете — откуда эти шапочки с перьями совы на пожилых женщинах, многодетных матерях, наверное? В степи их только невесты носили. Но не о том речь. Всему свой час и свое место. Музыку Курмангазы играете, и чудесно играете. А это — мировое достояние, оно в орнаменте не нуждается, звуки сами все скажут. Короче, — рубанул рукою воздух Ауэзов, — одевайтесь по-человечески, по-европейски. Между прочим, русские Чайковского не в кафтанах да сарафанах исполняют».

Зал притих. Молчал и невидимый товарищ Коростылев, будь ему земля пухом, сгинул, наверное, как и большинство партийцев его поколения, на бескрайних просторах ГУЛАГа. Впрочем, повернись судьба иначе, нашел бы скорее всего, заметив, что никак не избавился «товарищ Ауэзов» от своих «ошибочных взглядов». Только ошибки другие стали.

Надоело. Бюрократическая возня надоела. Но главное — бунтовала душа, протестовали пальцы. Вместо того чтобы строить из слов миры, которые никто другой не построит, приходится им заниматься циркулярами, которые как раз любому доступны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии