Вторым уроком была алгебра. Маша вызвалась к доске решать пример. Кэтрин Курицына фыркала за спиной. Задавлю, подумала Маша.
Последнюю неделю она просидела в гостинице над учебниками. Мама с Дедом не могли записать ее в школу, пока не узнали, где им дадут квартиру. При этом они в два голоса твердили, что в Москве учат лучше и спрашивают строже. То ли с перепугу, то ли из-за того, что в гостинице нечем было заняться, кроме уроков, Маша обогнала класс.
Пример был знакомый: в задачнике такой же, только с „икс“ и „игрек“ вместо „а“ и „Ь“. Поставив последнюю точку, она торжествующе посмотрела на Кэтрин Курицыну. Соперница поправляла прическу. Жест означат: „Ах, отстань от меня со своими глупостями“. Но кислая гримаса выдавала Кэтрин — ей было не все равно, что Маша смогла решить этот пример!
На географии Маша тянула руку, но ее не спросили. На истории получила „пять“. Кэтрин Курицына вовсю интриговала. По классу летали записочки.
На двух последних уроках Маше не удалось отличиться. Была физкультура, а она не знала расписание и не взяла спортивную форму. Интриганка Курицына при всех заявила: „Расписание не знала, а уроки почему-то выучила!“, но физкультурник пропустил ее толстый намек мимо ушей. „На первый раз прощается“, — сказал он и разрешил Маше уйти.
По дороге к Сергейчику она прошла мимо заброшенного дома. Бордовый „жигуленок“ исчез. А вдруг Дед и Сергейчик уже поймали вора?
День, начавшийся с обид и разочарований, обещал быть нескучным.
Глава IV
КТО СКРЫВАЛСЯ В ТЕМНОТЕ
Крысолов очнулся в кромешной тьме и долго вспоминал, где он и как сюда попал. Все лицо дергало от боли как огромный нарыв. При каждом вдохе в обломки выбитых зубов попадал холодный воздух, и тогда становилось еще больнее.
Он потрогал зубы языком. Все передние выбили — четыре сверху, четыре снизу. Трубой… Похоже, что хотели ударить по затылку. Не обернись он за мгновение до удара, убили бы.
Потом в глазах снова вспыхнуло золотое наваждение. И мыслях Крысолов ясно видел кирпичную кладку и крошащийся под ломиком цемент. Он уже расшатал кирпич, оставалось только поддеть его и вынуть из стены, а там… Килограмм золота за кирпичиком лежал, не меньше. Раз металлоискатель отрубился… А цемент был серый, Крысолов хорошо это помнил. В старину такого не знали, строили на белом известковом растворе. Ему бы сразу сообразить, что в древней стене скрывается недавний тайник, — тогда, может быть, Крысолов не прозевал бы хранителя клада. Бандитское это золото, вот что. Ворованное, а то и снятое с убитых.
Конечно, клада уже нет. Если даже тот, с трубой, уверен, что убил его, он же не оставит золото рядом с мертвым телом.
Крысолову стало страшно. Надо убегать, а то вдруг хранитель клада вернется, чтобы убрать труп?!
Он пошарил вокруг, надеясь, что фонарик откатился недалеко… Нет фонарика. Полез по карманам искать зажигалку… Вывернуты карманы, висят мешками. Все выгреб, гад. Неужели и металлоискатель увел?!
Крысолов стиснул обломки выбитых зубов и охнул от боли. Он больше не жалел о золоте. Такое возьмешь и будешь трястись: продавать страшно и дома держать страшно, потому что милиция наверняка его ищет. А металлоискатель было жалко. Теперь на новый долго не заработаешь. Чтобы заработать на хороший металлоискатель, нужен хороший металлоискатель…
Голохвостые шуршали в темноте, не боясь Крысолова. Он почувствовал на щеке нежное прикосновение усиков и ужаснулся: «Сожрут!» Ему случалось видеть, что остается от самоуверенных котов, решивших поохотиться на подвальных крыс. Белый скелет и вывернутая наизнанку шкурка, выскобленная дочиста, как в мастерской скорняка.
В отчаянии Крысолов широко загреб руками, как будто плыл брассом, и наткнулся на свою зажигалку.
Вспыхнувший огонек заставил голохвостых отступить. Крысолов огляделся. Металлоискатель был здесь, но — кусочками. Тяжелый удар каблуком или той же трубой разбрызгал осколки пластмассы и компьютерных микросхем во все стороны. Если бы бандит украл дорогой прибор, было бы не так обидно.
Плача от боли и унижения, Крысолов пополз к выходу. О рюкзаке с ночной добычей он даже не вспомнил. Хотя если бандит не взял двухтысячедолларовый металлоискатель, то вряд ли позарился на гнутые серебряные ложечки. Может быть, рюкзак лежал в полуметре от круга, освещенного трепещущим огоньком зажигалки, но Крысолову было не до него. К горлу подступала тошнота, голова кружилась. Иногда ему казалось, что он ползет по стене, как муха.
Голохвостые шли за ним, не выходя на свет. Когда зажигалка нагрелась и стала жечь пальцы, Крысолов погасил огонек, и крысы подступили вплотную. Усики щекотнули подбородок, потом шею — одна тварь забралась ему на спину. «Вправду сожрут!» — подумал Крысолов, чиркая зажигалкой. На колесико попало что-то мокрое, не кровь ли? Палец соскальзывал. Слабые искры не могли зажечь газ. Крысолов с отчаянием крутил и крутил колесико. По разбитой губе шаркнул как будто маленький горячий напильник — обнаглевшая крыса слизывала кровь!