Муха против ЦРУ

— Если открыть подъезд, начнут двери таскать, доски отрывать с пола. И так от дачников отбоя нет, — начал многословно объяснять Красавин. — А в окне все-таки дыра поменьше. И калитку в заборе я забил, чтобы не ходили. Некоторые говорят: "Дурак! Мог бы стройматериалами торговать"…

Сторож уже входил в квартиру. Его камуфляж казался серым — освещения не хватало, чтобы глаз мог различать цвета. За углом будет совсем темно. Зайцев достал фонарик и спрятал за спину.

— А вы как считаете? — дошел до него вопрос Красавина.

— Что?

— Можно мне продавать доски, балки? Они же все равно на слом пойдут.

— Что не запрещено, то можно, — буркнул Зайцев, отсчитывая шаги до опасного угла: восемь, семь…

— А вы зачем сюда ходили, преступника выслеживать? — простодушно спросил Красавин. Он явно приберегал этот вопрос напоследок, чтобы нор в засаде услышал ответ.

Пять, четыре…

— Нет, какие здесь преступники. Искал девочку, она из дома убежала.

Три… Чувство опасности, не раз спасавшее жизнь отставному майору, проснулось и завопило, как пожарная сирена. Он крепче сжал рукоятку пистолета.

Два, один!

Включив фонарик, Зайцев прыжком вылетел в пугавший его темный закоулок. Впереди маячила только худая спина Красавина. Клочьями свисали отставшие обои, в раме от разбитого зеркала блестел сохранившийся осколок.

— А я тут по памяти хожу, — сказал сторож. — Три шага, а там уже свет с кухни.

В зеркальном осколке чуть дрогнуло отражение цветка на обоях. Показалось? Нет! Сыщик вскинул пистолет и рванул на себя раму зеркала. Не рама это была, а дверь в чулан! Она распахнулась, и Зайцев увидел изготовившегося к прыжку человека. "Седой, — механически отметил он. — Мне ровесник".

Большой палец откинул вниз флажок предохранителя, указательный нажал на спусковой крючок пистолета и почувствовал упор. Оставалось последнее ничтожное усилие, чтобы Седой отлетел к стене, отброшенный трехсоткилограммовым ударом пули. Но руки противника были пустыми, и это заставило сыщика придержать палец. Кем бы ни был этот человек, застрелить безоружного — верная тюрьма.

Седой умело воспользовался заминкой: присел, уходя с линии огня, и снизу вверх ударил Зайцева по руке, держащей оружие. Пистолет взлетел под потолок. Пока растерявшийся от такого конфуза сыщик провожал его глазами, Седой пребольно въехал ему кулаком по печени. Пистолет ударился об пол и грохнул. Пуля ушла в стену, не причинив никому вреда. А Зайцев поймал руку Седого, заломил за спину и полез в карман за наручниками.

Фонарик мешал, и сыщик взял его в зубы. Кажется, Седой что-то говорил, но выстрел в крохотном чулане оглушил Зайцева. Сквозь звон в ушах он слышал комариный писк вместо голоса. Отвечать сыщик не хотел и не мог — мешал фонарик в зубах. Он упрямо заламывал руку Седого к лопаткам, заставляя противника сгибаться. Седой сопротивлялся, Зайцев наваливался. Он был тяжелее килограммов на двадцать.

Луч фонарика в зайцевских зубах метался по сторонам. Сторож исчез. "Достану, — подумал сыщик. — Если он правда сторож, то сегодня же узнаю, где живет, и достану".

Он уже защелкнул один браслет наручников на запястье Седого, как вдруг тот сделал самоубийственный рывок, выламывая себе руку из сустава, и схватил с пола пистолет! В оглохших ушах сыщика опять запищал комарик. "Живым не отпустит", — с тоской подумал отставной майор. И, зная, что не успевает, пуля быстрее, ударил все еще согнутого противника коленом в подбородок.

Неудобно прихваченный зубами фонарик вывернулся, упал и погас.

Несколько секунд Зайцев стоял в темноте, не понимая, почему еще жив. Последним, что он видел при свете, был черный зрачок пистолета, нацеленного снизу вверх ему в лицо. Седой мог выстрелить и, как подсказывал весь опыт отставного майора, должен был выстрелить. Ему не из чего было выбирать: "тюрьма немедленно" или "тюрьма, может быть", и то не скоро, а сейчас — воля и золото из тайника.

Сыщик включил свой телефон, чтобы зажглись экран и кнопки. На это телефон еще годился. Чахлый свет еле разгонял тьму сантиметров на двадцать. Присев на корточки, Зайцев поводил телефоном у самого пола.

Седой не шевелился. Свой пистолет Зайцев нашел под его бессильно разжатой рукой. Подобрал фонарик, встряхнул — горит. В глаза бросилась другая рука Седого, левая, с замкнутыми на один браслет наручниками. Она была вывернута, как будто Седого подвешивали на древней дыбе. Зайцев представил, какую муку вытерпел этот человек, дотягиваясь до пистолета, и содрогнулся. От боли он и потерял сознание, а вовсе и не от удара коленом, который, насколько помнил сыщик, прошел вскользь.

Теперь, когда оружие было у него, а противник не смог бы пошевелить вывихнутой рукой, наручники оказались ни к чему. Зайцев их снял и обшарил карманы Седого. Нашел удостоверение — красная кожа, золотое тиснение: "Министерство обороны РФ".

Что ж, еще один военный-вор. "Есть такая профессия — родину расхищать". Зайцев сплюнул.

Раскрыл удостоверение: "Генеральный штаб, Главное разведывательное управление"… "полковник"…