Мудрость толпы

По ровной поверхности он теперь мог идти, почти не опираясь на трость, но лестницы до сих пор вызывали у него смятение. По ним приходилось карабкаться, развернувшись вполоборота, по ступеньке за раз. Сперва трость, потом искусственная нога, потом настоящая. И всегда был момент, когда вес всего тела приходился на обрубок – через гнездо, через железную стопу, – когда он чувствовал, что вот-вот упадет. Момент, когда ему приходилось стискивать зубы от боли и попросту не соглашаться сдаваться.

Он заметил, что Гловард маячит возле его локтя, словно готовясь подхватить.

– Кончай меня опекать, – буркнул он.

– Он просто не хочет, чтобы ты размозжил себе голову, – заметил, обгоняя их, Юранд.

На верхушке лестницы Лео постоял, переводя дыхание, дожидаясь, пока утихнет боль в пульсирующем обрубке, утирая пот рукавом действующей руки, поплотнее заталкивая вторую за отворот куртки. Потом он обратил внимание на размеренное поскрипывание мебели, доносившееся из-за закрытой двери сбоку. Шумное пыхтение, стоны, рычание… По меньшей мере четыре разных голоса. Один из них, возможно, плакал.

– То ли трахаются, то ли убивают друг друга, – пробормотал Юранд.

– Одно другому не мешает, – отозвался Лео.

Он сделал последние несколько шагов к двери Судьи, стараясь принять самую горделивую осанку, какую только мог.

…Ее кабинет представлял собой огромное помещение с куполообразным потолком, заваленное всякой дрянью. Пустые бутылки, полные бутылки, погнутые столовые приборы. Топоры и арбалеты. Кипы порванных, покрытых пятнами документов. Недоеденная куриная тушка. Античные вазы, используемые как пепельницы. Украшенная резьбой кровать размером с небольшой военный корабль: шелковые занавеси разодраны и свисают полосами, одна из подушек разрезана, перья усыпали пол и кружатся на сквозняке… Юранд смотрел куда-то с несколько потрясенным выражением на лице. Лео проследил за его взглядом. Сперва он решил, что ошибся – он очень на это надеялся, – но нет, это действительно выглядело так, будто кто-то испражнился прямо на пол.

Через открытую дверь Лео мельком увидел голые тела, безвольные конечности. Возможно, сжигатели, отсыпающиеся после очередной попойки, но он бы нисколько не удивился, если бы это оказались трупы. Женщина, крест-накрест перепоясанная ремнями с кармашками, полными метательных ножей, сидела на корточках возле стены и кидала кости. Двое покрытых шрамами сжигателей стояли возле узкого окна, глядя на падающий снаружи снег. Какой-то неприятный ублюдок с сильно искалеченным лицом встречал их насмешливой ухмылкой, скрестив руки на груди.

Гуннар Броуд стоял среди общего молчания, отхлебывая из бутылки и глядя, как хромающий Лео входит в комнату. Он изменился почти настолько же, насколько и дворец, – и примерно в том же ключе. Не осталось и следа от того внимательного защитника, что охранял Лео и Савин в тот день в трущобах. Его глаза, кажущиеся маленькими позади толстых линз, приобрели ужасное, пустое выражение, и теперь Лео не хотелось встречаться с ним взглядом. Словно он до сих пор не начал крушить все вокруг лишь потому, что не мог решить, чью голову размозжить в первую очередь.

Судья лежала поблизости, распластавшись на чудовищных размеров диване перед чудовищных размеров камином. На ней был драный халат яркого сулджукского шелка, открывавший бледную, бугристую грудную кость и ярко-красную сыпь на всю шею. Ее волосы свисали спутанной оранжевой занавеской, закрывая один глаз; другой, прищуренный, с красными веками, глядел прямо на Лео.

– Что я вижу! Гражданин Брок собственной персоной! – Ее черный глаз скользнул в сторону, уставившись на Юранда с Гловардом. – А также уцелевшие представители клуба инглийских поклонников Молодого Льва! Добро пожаловать в мой салон!

Стены украшала древняя фреска – или, по крайней мере, ее остатки. Над головой Судьи какой-то истекающий кровью старик лежал посреди леса, пять фигур уходили прочь с одной стороны, шесть с другой. Лео никогда не обращал большого внимания на уроки своих наставников, так что имел лишь весьма приблизительное представление о сюжете. Очевидно, умирающий старик был Иувином, а его ученики – маги – шли, чтобы за него отомстить. Он предположил, что лысеющая фигура впереди изображала Байяза, хотя кто-то соскоблил его лицо, намалевав на его месте красный вздыбленный член.

Возможно, еще несколько месяцев назад это был настоящий шедевр, но сжигатели потрудились над фреской не меньше, чем над всем остальным: изрубили ее мечами и топорами, оставили вмятины боевыми молотами, намалевали сверху страстные призывы и гневные цитаты наряду с детской похабщиной, пририсовали фигурам символические рога и хвосты. Кровь, текущую из ран Иувина, они превратили в грандиозный поток, заливший весь пол вокруг камина.

Судья ухмыльнулась:

– Огонь, смерть и месть! И мой любимый маг. Вот ублюдок, который умел жечь!