Мудрость толпы

– Виктарина дан Тойфель вторично удостаивает мое заведение своим посещением! – провозгласил бармен, поднимая оранжевую бровь.

– «Данов» больше нет, ты не забыл? Где твоя обезьянка?

– На больничном.

– Жалко. Из вас двоих она мне больше нравилась.

Бармен ухмыльнулся.

– Большинство моих клиентов придерживаются того же мнения.

– У тебя еще осталось то дерьмо, что ты мне наливал в прошлый раз, как бишь оно там называлось?

– Сворфен. К сожалению, его больше нет. Со всей этой погодой и политикой поставки в последнее время – просто кошмар. Если удается достать черствого хлеба из тридевятого села, считай, что ты процветаешь. А достать спиртное из Якры… тут требуется волшебник!

Его рука прошлась вдоль ряда бутылок и выхватила одну.

– Почему бы тебе… – он придвинул к ней стакан и плеснул глоток спиртного, – не попробовать вот это?

Вик отхлебнула и поморщилась:

– Проклятье! Оно сладкое!

– Иногда нам нужен вызов. Иногда – утешение.

– Что, я так плохо выгляжу?

– Ты выглядишь гораздо лучше, чем большинство людей в Адуе.

Она отпила еще немного.

– Значит, так плохо… Я полагаю, что нашу общую знакомую в Талине – ну, ту, окруженную шепотами, – вряд ли можно убедить как-то вмешаться в происходящее по эту сторону Кругового моря? Помочь положить конец этому… хаосу? Чтобы спиртное опять полилось рекой?

Бармен ответил ей печальной улыбкой.

– Я бы не стал унижать нас обоих, делая подобное предложение нашей общей знакомой. Ее госпожа, насколько мы помним, – далеко не самая великодушная из правителей, даже в лучшие времена. А сейчас она испытывает прямо-таки восторг от того хаоса, что творится по эту сторону Кругового моря. Я слышал, что она ежедневно смеется в голос, читая за завтраком новости.

– Не знал, что Талинская Змея способна смеяться в голос.

– Никто не знал. До сих пор.

Вик подтолкнула ему свой пустой стакан. Как большинство спиртных напитков, с повторением это пойло становилось лучше.

– Признаю, это было несколько оптимистично с моей стороны. Чтобы не сказать отчаянно.

Он налил ей еще порцию.

– В нашем деле нет места ни для оптимизма, ни для отчаяния.

Вик подняла свой стакан:

– Ну, за пессимизм и крепкие головы!

– За это и я выпью! – И он выставил на стойку еще один стакан. – Союзу, я боюсь, уже ничем не помочь. Эта Великая Перемена – такая зараза, которая остановится, только когда выжжет сама себя. Но ты всегда казалась мне женщиной, которая не откажется спастись в одиночку.

Вик перестала отхлебывать и поглядела на него поверх края стакана.

– Если ты вдруг решишь, что Адуя утратила для тебя свое очарование… – он обвел взглядом свой сводчатый подвал, – … что вполне можно понять… Я полагаю, наша общая знакомая будет по-прежнему рада принять тебя с распростертыми объятиями.

– Весна в Талине, а?

– Одна погода стоит того, чтобы предпринять такую поездку! Рано или поздно приходит время… – бармен одним глотком прикончил свою порцию и шмякнул пустой стакан на стойку, – когда ты должен выйти из игры.

Она медленно кивнула. Выходить из игры ей было не впервой. Она ведь спаслась из лагерей, не так ли? И в Ростоде, во время мятежа. И в Вальбеке, во время восстания. Спасла себя, пусть даже не смогла спасти никого другого.

Говоря по правде, о ней тут никто не пожалеет. Она сама позаботилась об этом. Никогда не оставайся там, откуда не сможешь уйти не оглядываясь. Никогда не владей ничем, что не сможешь оставить. Никогда не заводи друзей, к которым не сможешь повернуться спиной. Жизнь, не оставляющая следов… Вик подумала об этом, словно впервые. Обо всех людях, которых она обманула, предала, оставила. И она подумала: жизнь, не оставляющая следов, – а жизнь ли это вообще?

Она пришла сюда не в поисках выхода. На самом деле она пришла, чтобы примерить его на себя и посмотреть, как он ей подойдет.

– Не могу не признать, это предложение звучит заманчиво.

Вик вспомнила тот последний взгляд своего брата, прежде чем его утащили. Последние слова Сибальта, прежде чем он перерезал себе глотку.

´

– Однако рано или поздно приходит время… – она осушила стакан и поставила его, – когда ты должен показать, чего ты стоишь.

– И что ты собираешься делать?

Она бросила на стойку монету, и, пока та вращалась, пошла к двери.

– Держаться вместе с проигравшими, – не оборачиваясь, ответила Вик.

Лучше, чем резня

Орсо проснулся от грохота дубинки капрала Хальдера по прутьям решетки его погреба. Слово «погреб» нравилось ему гораздо больше, нежели «тюрьма». В конце концов, это помещение было предназначено для храненния вина, пускай даже сейчас оно действительно использовалось скорее в тюремном аспекте.

– Вставайте, ваше величество, – буркнул Хальдер.

Орсо вздохнул, отбросил в сторону тряпки, которые предпочитал называть одеялами, и спустил ноги на холодный, склизкий пол.