Кажется, все умные, и даже не умные, люди согласны с тем, что мы сейчас переживаем один из самых мрачных моментов истории. (Однако не очень осознается, что человек пережил немало подобных периодов в прошлом – и уцелел!) Есть такие, кто для собственного успокоения возлагает вину за наше положение на «врагов», кого только ни причисляя к ним: церковь, образование, правительство, фашизм, коммунизм, нищету, обстоятельства и так далее. Они тщатся доказать, что «правы», а кто-то другой «не прав». Для них общество состоит в основном из тех, кто отвергает их идеи. Но общество состоит из душевнобольных и преступников так же, как из праведников и нечестивцев. Общество – это все мы «со всеми нашими достоинствами и пороками и представлениями о жизни», как говорит Хоу. Общество больно, едва ли кто-нибудь станет отрицать это, и в этом больном обществе врачи, которые «плохо представляют себе, зачем прописывают нам лекарства, мало во что верят, кроме героической хирургии и совершенно необъяснимой способности больного выздоравливать». Служителям медицины не интересно заниматься нашим здоровьем, они ведут сражение с недугом и болезнью. Их деятельность негативна, как и деятельность других членов общества. Подобным образом не видно, чтобы политические деятели были расположены совладать с диктаторами-неумехами, весьма возможно потому, что они сами диктаторы в душе… Такова картина нашего так называемого нормального мира, подчиняющегося закону «бесконечного регресса», по определению Хоу.
«Наука подробнейше изучает видимое, но ни во что не ставит незримое. Церковь раздирают внутренние распри, она переживает один бесплодный раскол за другим, следуя дорогой бесконечного регресса, пока агрессивно служит алтарям эффективных институтов. Искусство эксплуатирует воспроизводство точных имитаций; его величайшая новация – „сюрреализм“, гордящийся своей способностью избегать всяческих ограничений, налагаемых действительностью на здоровую психику. Образование более или менее бесплатно, но оригинальность индивидуальности здесь страдает от методов массового производства специалистов, и высшей награды удостаивается напористый талант. Несовершенное законодательство упорно требует агрессивного отношения к агрессивному поведению, тем самым ради установления справедливости нарушая права правонарушителей. Наши развлечения механизированы, поскольку мы неспособны развлекаться самостоятельно. Кто сам не умеет играть в футбол, те в болельщицком раже поощряют воплями и освистывают доблестные, но хорошо оплаченные усилия других. Кто не может ни скакать, ни рисковать, те ставят на лошадь. Кто не в силах выносить тишину, те без всяких усилий услаждают свой слух или идут в кинотеатр получить опосредованное удовольствие от синтетической киноверсии культуры нашего века. Такую систему мы называем нормальной и растим своих детей, что весьма накладно, для жизни в этом безумном мире. Системе грозит катастрофа, мы же ни о чем другом не думаем, как лишь бы поддержать ее, и шумно требуем мира, чтобы жить и радоваться ей. Поскольку мы живем внутри этой системы, она кажется нам такой же святыней, как мы сами. Этот образ жизни беглецов от реализма, этот хваленый дворец прогресса и культуры – их никогда не должны потрясти перемены. И это нормально! Кто так сказал? И что это значит – нормально?..
Нормальность, – говорит Хоу, – это рай для беглецов от реальности, ибо это, попросту говоря, концепция неизменности… Лучше, если мы сможем, – утверждает он, – оставаться одни и относиться вполне нормально к своей ненормальности, ничегошеньки не предпринимая, кроме того, что необходимо, дабы оставаться собой».
Как раз этой способности оставаться в одиночестве и не чувствовать вины или беспокойства по этому поводу лишена средняя, нормальная личность. В ней преобладает стремление к внешней безопасности, обнаруживая себя бесконечной погоней за здоровьем, счастьем, собственностью и тому подобным, проявляясь маниакальной тягой защитить приобретенное, и все же реальная безопасность невозможна, потому что никто не может защитить то, что защитить нельзя. Защитить возможно лишь воображаемое, иллюзорное, то, куда прячется душа. Кто, например, может испытывать жалость к святому Франциску оттого, что он отбросил богатые одежды и дал обет нищеты? Он, я думаю, был первым, кто просил не хлеба, но камней. Питаясь тем, что собирал нищенством, он обрел силу вершить чудеса, дарить радость, какую мало кто дарил миру, и – не последнее из проявлений его мощи – написал самый возвышенный и простой, самый яркий благодарственный гимн «Песнь брату Солнцу». Приемли и радуйся! – внушает Хоу. Бытие – это горение, в самом прямом смысле, и если должен быть на земле мир, он наступит тогда, когда главным станет быть, а не иметь.