Мудрость сердца

А теперь пара слов (утес, вынырнувший из дымки воспоминаний) о 52‑й улице. Как-то ночью, лет семнадцать назад, я возвращался домой и наткнулся на заведение под названием «Свечка». Словцо резануло глаз (скорей всего, я был сильно не в духе). Я вспомнил о Париже, о рю дю Фобур-Монмартр. Вздумайся французам воспользоваться словом «свечка», чтобы обозвать ночное заведение, у них оно наверняка приобрело бы совершенно другую окраску. Возможно, на рю дю Фобур появился бы шалманчик с названием, например, «Пенистый факел», и никто бы и глазом не моргнул. Если бы в Париже было заведение под названием «Пенистый факел», скорей всего, оно славилось бы репутацией веселого и относительно безобидного местечка. Сюда бы стекались местные проститутки, сутенеры, жиголо, но и случайно заглянувший на огонек посетитель не испытал бы никакой неловкости. Даже сочащаяся со стен сперма запросто сошла бы за часть интерьера, продуманного парижскими умельцами. Здесь надо сделать небольшую оговорку. Конечно, не исключено, что «Свечка» тоже может оказаться неплохим и даже забавным местечком, но лично меня берут на этот счет большие сомнения. Мне не нравится это слово. Не хотелось бы зайти в эту «Свечку» и обнаружить там притон для алкашей, где телка из фильмов категории «Б», в огненно-рыжем парике, пропитым голосом терзает твои уши песенками, долженствующими распалять твое и без того воспаленное воображение. Меня тошнит при одной мысли о том, что, дойдя до точки кипения, придется выложить кругленькую сумму за местечко у огня. Мне отвратительны эти потасканные, задрипанные горлодерки, которые становятся чрезвычайно сентиментальными, как только доходит до дела. Я сатанею, когда думаю, что это «тело электрическое»[13] может в любой момент покрыться слоем изолятора. Чувствуешь себя психом, продирающимся через толстый покров асбеста.

Разумеется, все это лишь мои домыслы. «Свечка» может оказаться тихим и уютным местом с мягким, приглушенным светом, сладкими, обольстительными голосами и барышнями с бархатной кожей, в изящные ручки которых так и хочется вложить сотенную купюру.

Когда я вспоминаю ночные прогулки по улочкам Монмартра – рю Пигаль, рю Фонтэн, рю дю Фобур, – мне не верится, что когда-то они могли казаться хоть сколько-нибудь зловещими. (Говорил ишак ослу: «Вечерком подгребай к еблярию, повеселимся!») Конечно, парижские улицы были усеяны борделями, и шлюх повсюду вокруг – на тротуарах, в кафе – было как стразов на продажной девке. Может, и гопстоперы там ошивались, и барыги с наркотой. И все же там все было по-другому… и не спрашивайте меня почему! Проститутка, пристроившаяся рядом с тобой у стойки, могла запросто задрать юбку, чтобы продемонстрировать свои прелести, в достоинствах которых ты мог убедиться не сходя с места. И не опасаясь, что тебя тут же на месте и повяжут. Самое большее, что тебе грозило, – это укоризненный взгляд метрессы, похожей на добрую людоедку. Прежде чем купить товар, к нему позволялось прицениться. По-моему, это справедливо. Здесь играли в открытую. Хочешь пощупать едва прикрытую грудь и поиграться обтянутыми тонкой тканью сосками, пока их владелица допивает очередную порцию лагера, – на здоровье. Никто не скажет худого слова. Идя с тобой к ближайшей гостинице, над порогом которой покачивается красный фонарь, она с ангельским видом попросит тебя подождать, пока она, присев посреди улицы на корточки, сделает пи‑пи. Случись ажану оказаться поблизости, он, конечно, не упустит возможности высказать ей все, что думает по такому поводу, но тащить женщину в участок!.. Фи! Его не проймешь видом дамочки, справляющей нужду на глазах у прохожих. Никто не станет ставить палки в колеса, если тебе вздумается привести с собой в номер хоть полдюжины этих пташек (если ты без шума и пыли раскошелишься на пару лишних полотенец и кусков мыла). Напротив, хозяйка лишь одобрительно фыркнет, ткнув пальцем в направлении ваших апартаментов. Ничего даже отдаленно напоминающего парижскую вольницу не может произойти на 52‑й улице среди «коричневых котелков»[14], зазывно пламенеющих «свечек» и отделанных ониксом столов. Хотя там может твориться нечто и похуже. Надеюсь, вам не надо объяснять, что я имею в виду.