– Это явно не один год готовилось, – рассказывал Майский. – Внедрили потихоньку своих людей в обслугу, взрывчатку в кухне прятали – это потом выяснилось, стволы – на лыжной базе. И вот ночью накануне главного совещания – пожалуйте бриться. Всех из номеров повытаскивали, кто в белье, кого с девки сняли, министр не министр, генеральный не генеральный… Ну и нас, болезных – журналистов, охранников да ту обслугу, что не в курсе была, – туда же. Потом, однако, стали разбираться, кто да что.
– А что же охрана? – не поверил Матадор. – Там, поди, такие асы…
– Так кухня же под террористами была, – сказал Майский. – Намешали в еду какой-то дряни, все как сонные мухи. Да и распустились – всё-таки Давос, горы, сроду ничего не случалось. Ну, определили, кто есть ху, да и поделили. Финансистов согнали в сауну, охрану вывели и на всякий случай перебили, а нас в холле положили. Тихо, неверные собаки и продажные девки империализма! И никакой беды от нас не ждали. И сторожить нас поставили двух молодых арабов – совсем пацаны…
– И чего же они требовали? – сказал Матадор.
– «Будьте реалистами – требуйте невозможного!» – был такой лозунг у парижских студентов в 1968 году… Ну, эти и потребовали невозможного: всех борцов за свободу освободить, выбросы углекислоты прекратить, все деньги отдать слаборазвитым странам, а по Зоне нанести ядерный удар, чтобы не поганила планету.
– О как! – сказал Мыло.
– То есть заведомо невыполнимые условия, – сказал Матадор.
– В том-то и беда, – сказал Майский. – Телевизоры-то в холле оставили, чтобы стража была в курсе. И начинаем мы, болезные, соображать, что просто они время тянут, а мы все уже покойники. И быть бы нам покойниками, если бы один из наших арабов не начал заваливать на диван журналисточку из «Коммерсанта». Выбрал бы лучше ту кобылу из «Файнэншл таймс», а то землячку! Левый какой-то оказался араб, дисциплины не понимал.
– Ну и? – сказал Матадор и даже заёрзал.
– Ну и нашёлся среди нас один дурак, – вздохнул Майский. – Бросился на араба, а второй стражник, вместо того чтобы дурака пристрелить, начал нас разнимать. Говорю же – пацаны…
– Ага, – сказал Матадор. – Значит, вы тот самый…
– Увы, – сказал Майский и, никого не дожидаясь, выпил. – Откуда что и взялось. Никакой я не десантник и не спецназовец. На моё дурацкое счастье нашёлся среди нас толковый мужик, америкос, он раньше в «Солдате удачи» работал, бывший «зелёный берет». Второго араба он заколол авторучкой в горло, автомат подхватил, а я всё со своим борюсь. И так мне страшно стало, что ударил я араба башкой со всей дури. И помер араб…
– Це гарно, – сказал Мыло. – Наша людына.
– А остальные террористы где же были? – спросил Матадор. – Они же за вами должны были следить…
– У них другое заделье имелось, – вздохнул Дэн Майский. – Они финансовую верхушку в сауне живьём варили… Да что я вам рассказываю? Весь мир об этом знает…
– То ваши дела, – сказал Мыло. – Материковские. Нас не касаемо.
– И очень они этим процессом увлеклись. Снимали, уроды, на мобильники, на видеокамеры, в «Аль-Джазиру» тут же пересылали… Вот и потеряли бдительность. Ну, дальше я плохо помню, да и никто толком ничего не понял. А Эрик этот, Вестерфелд, погнал нас на выход. Слава богу, всё молчком, бабы не визжат и в обморок не падают. Очнулся я – качусь по снежному склону в одних боксёрских трусах и босиком. И остальные везунчики рядом кувыркаются, полный переход Суворова через Альпы… Их снайперы на крыше тоже не сразу опомнились, а когда стали стрелять, наши стрелки их тут же засекли и положили. Хорошая у них была подготовка! А у террористов – не очень. Бабу из «Файнэншела» легко ранили, в неё трудно было промахнуться, да Эрик не уберёгся, последним шёл, как положено. Тут и разлетелся отель в щепки.
– Да, – сказал Матадор. – Только, помнится, фамилию Майский я не слышал.
– В том и дело, – сказал Дэн. – Коля я, Гаврилов Николай.
– Вспомнил, – сказал Матадор. – «Слава героям Давоса»! Но Гаврилов, насколько я понял, погиб…
– А Дэн Майский воскрес, – сказал Дэн Майский. – Сперва на нас с Эриком хотели всех собак навешать за то, что спровоцировали террористов, но потом вроде разобрались, да к тому же Эрик как мог меня отмазывал. Он не сразу умер, ещё три дня протянул. Ему посмертно все американские медали понавешали, но этот фруктовый салат был ему уже без разницы. А меня, раба божьего, долго ещё мурыжили чекисты всех стран и народов. И начал я в конце концов жить опасно, как Салман Рушди… У меня даже могила есть на Троекуровском. Семье положили хорошую пенсию. Так и стал я Дэном Майским. Мерзкая псевдуха. Этакий молодой метросексуал. Борода у меня хорошая была, усы с подусниками… Всё сбрил, оставил только эту интимную стрижку по моде… Лобок стриптизёрши…
Дэн Майский с отвращением подергал полоску на подбородке.