Но Киндер и Дэн Майский, ныне Печкин, ухватили седого гусара за руки и силой усадили за стол подальше от чистильщиков.
– Мыло, – с упрёком сказал Арчибальд. – Это где вы так захорошели?
– Та мы трошечки, – сказал Мыло. – Нехай дивки ковбасу тащат, та вареникив, та вустриц…
– Устрицы у меня сегодня особенные, – подбоченился бармен. – Тасманийские. Называются crassostrea gigas. Знатоки ценят их за солоноватый вкус…
Электровениками забегали с подносами Кобра и Синильга, причём Кобра спрашивала у каждого, не встречал ли он Ниндзю.
Ниндзю никто не видел, только Мыло вдруг запел: «Ниндзя рыбка, Ниндзя птычка, Ниндзя гарна молодычка!»
– Хорошо в Зоне питаются, – сказал Печкин-Майский. – Разнообразно. Вчера жареная крыса, сегодня – тасманийские устрицы…
– Но! – воскликнул Киндер. – Завтра-то опять будет крыса!
– Увы! – запечалился пьяненький журналист.
Он уже немножко обвык в Зоне, сходил туда несколько раз с новыми друзьями в связке, благо погода позволяла, и совсем было начал считать себя сталкером, но жестокий Матадор каждый день указывал ему на ошибки и объяснял, каким образом столичный гусь мог погибнуть вон за тем пригорочком и вон на той тропочке…
– Выброс ночью будет, – вдруг объявил из угла Батюшка, не отрываясь от своего увлекательного чтения. Одной рукой он перелистывал страницы, другой подливал себе в стакан.
– А наука что говорит? – спросил внезапно протрезвевший Матадор.
– Это вам наука говорит, – сказал Батюшка, опрокинул стакан, выдохнул и продолжил: – А меня Господь путеводит в правде своей…
Но было до ночи ещё далеко, и думать о Выбросе никому не хотелось.
Вышибала Колчак то и дело объявлял о новых посетителях, и скоро обширный зал наполнился до отказа.
Настроение у всех было приподнятое – Зона, притихшая под палящими лучами, лютовала не сильно, артефакты снимали как с куста – не самые редкие, зато много, так что Арчибальд не успевал оценивать хабар и раскладывать его по контейнерам. А главное – все возвращались живыми… Даже Семецкий сегодня ни разу не погиб, не сообщали об этом сталкерские наладонники…
Только безутешная Кобра всё расспрашивала гостей про своего Ниндзю.
Ниндзю никто не видел.
Тут и там поднимали тосты – и первый, и второй, и третий, и четвёртый – за Белого.
Потом появился местный бард Серёга Воркута – несмотря на жару, в свитере, с гитарой, и запел в притихшем зале на мотив «Баксанской»:
Мы с тобой всегда ходили в паре.
Нам с тобою дьявольски везло.
Третий вечер коротаем в баре,
Здесь всегда уютно и тепло.
Мы всегда найдём, за что нам выпить.
Поводов немало и причин.
За Периметр и за город Припять,
И за тех, кто в звании мужчин.
Вспомни, товарищ, всё, что было встарь.
Как мы от мутантов чистили Янтарь,
Как загрохотал твой верный пулемёт,
Как мы шаг за шагом двигались вперёд…
– Слова примитивные, а душу бередят, – сказал Матадор. – Хотя о многом и вспоминать не хочется…
– Субкультура! – сказал Печкин.
…Первая у нас уже разлита.
Приступаем тут же ко второй.
Если кто дойдёт до Монолита –
Это будем точно мы с тобой.
Пожелаем, чтобы после чарки
Нам не снились страшные часы..
Ближе, чем конвойные овчарки,
Стали нам чернобыльские псы.
Вспомни, товарищ – тьма со всех сторон,
Небывалый Выброс, ненадёжный схрон,
Смерть за стеною, смерть над головой,
И собак незрячих леденящий вой…
– Недоскональна писня, – заметил Мыло. – Колы Выбрис, так уси собаки мовчать…
– Ну, за Белого, – сказал Киндер. – Хотя, честно говоря, ни хрена мы его не спасли. Но! Помогли ведь завершить операцию? Помогли…
– Кто бы мог подумать, что он такой ушлый, – сказал Матадор. – Он ведь по жизни дитё совершенное…
…В те незабываемые годы
Попадали в клещи мы не раз:
На пригорке – снайперы «Свободы»,
А в низинке – натовский спецназ.
Из любой ловушки уходили,
Выживали непонятно как,
Но всегда по-честному делили
Мы хабар, патроны и табак…
– И це брэхня, – послал критику Мыло.
– Точно, – сказал Матадор и нахмурился, сжав кулаки. – Уж мы делили-делили… делили-делили…
И лицо его в седой щетине на миг сделалось страшным, как у гада.
– Так ведь автор текста, – заступился за неведомого коллегу журналист, – хотел нарисовать образ, так сказать, идеального сталкера…
…Помнишь, как в тумане сгинули враги,
Как на Радаре чуть не выжгло нам мозги,
Как в ночи химера двигалась, скользя?
Помнить неохота, да забыть нельзя…
– А что – Белый в этот бар не ходит? – сказал Печкин.
– Белый как раз именно сюда и ходит, – сказал Матадор. – Только он сейчас, должно быть, кого-то вытаскивает, раз не пришёл. В Зоне ведь и без вольных сталкеров народу хватает!
– Тем более военкеры опять нагнали салажни, – сказал Киндер. – А будут говорить, что контрактники! Но! Разговорился я давеча с одним на Милитари – точно, салага.
– Для генералов как были люди мусором, так и остались, – сказал Матадор. – Давайте за генералов – чтобы побыстрее разжаловали без пенсии!
– То им гирше, ниж смерть, будэ! – поднял стакан Мыло.
…Если же от пули не удастся
Мне уйти, так ты уж не взыщи –
Не оставь мой труп в грязи валяться,
До ближайшей «жарки» дотащи.
Проследи, чтобы сгорел я толком,
Стал золою, малым угольком –
Лишь бы не воскрес поганым снорком,