Мучение любви. Келейные записи

Монашество – чудесный напиток, некое таинственное целебное питие, составленное по древнему рецепту, приготовленное святыми людьми, духом коснувшимися вечного. Это питие составлено не только человеческими мудростью, усилием, поиском, но под водительством, покровом благодатной силы Духа Божиего. Это особенный, сокровенный союз, заключенный возревновавшим о Боге человечеством и Самим Творцом, любящим любящих Его[119], щедро одаряющим благодатью желающих приблизиться к Нему с любовью. Этот союз, это обетование, этот священный договор, подробно «оговоренный» с обеих сторон, невозможно составлять вновь, самочинно изобретая новые условия для сего сближения с Творцом. Это питие никто не может приготовить сам, и его можно только благоговейно почерпывать и пить, но брать его надо там, где оно уже есть, есть на самом деле, а не мечтательно, у того, кто сам его почерпнул у прежних отцов. Не научиться монашеству только из книг, не найти его и в старом заброшенном монастыре, где только руины, намоленные стены, где все напоминает о тех, кто пил это питие, «пьянел» им, делался «буиим» для мира сего и, едва касаясь земли, все помышления сердечные имел горе. Один раз прикоснуться и вкусить ценнее, чем тысячу раз слышать и сто – видеть. Необходим урок, живое общение с истинными монахами, живая цепь; необходимо вплестись в нее, накрепко сомкнуться с последними звеньями, обвить их любовью, доверием, послушанием! Только тогда можно зажечь от древнего светильника и свою лампаду, засветиться тем же благодатным огнем. Самодеятельность здесь подобна чуждому огню, который Надав и Авиуд, сыны Аароновы, принесли пред Господа, огню чуждому, который Он не велел им приносить: и вышел огонь от Господа и сжег их, и умерли они[120].

Монах по книжкам только красивая иллюстрация к этим книжкам, надуманная живописцем…

Афонские раздумья

Афон. Сентябрь 1993 г.

Вот уже две недели, как мы на святом Афоне! Но все еще не можем это сообразить и охватить чувством, где мы оказались. Живем сейчас в Ивероне[121]. К нам здесь относятся крайне доброжелательно и участливо. По временам бывает даже слишком как-то хорошо, так что боишься, ждешь чего-то неприятного (ведь мы уже привыкли, что вслед за хорошим всегда вскоре находит немалая скорбь). И теперь, конечно, бесы не дремлют и стараются омрачить, как только могут, наше мирное здесь пребывание, изнутри наводят разные сомнения и непонятную тоску, но, по милости Божией, пока не много успевают. Уже говорили с некоторыми опытными монахами на Святой Горе – с герондами, как здесь зовут духовников, игуменов, старцев, пытались объяснить им хоть несколько наши монастырские проблемы в Грузии, просили советов. Все как один говорят, что необходимо приехать на Афон на год-два поучиться, непосредственно, вплотную прикоснуться к древней монашеской культуре, здесь сохранившейся более, чем где бы то ни было.

Настроение у нас колеблется – то категорически не хочется уезжать отсюда домой, то вдруг поднимается какое-то уныние, скорее зависть к афонцам, чувство полного своего ничтожества и обреченности на самое жалкое прозябание. Все наше там, на родине, «монашество» видится таким жалким, уродливым, какой-то безжизненной пародией на монашество. Раньше нам казалось, что ничего возвышенно красивого в духовном отношении уже и быть не может в наше время, а тут вдруг видишь стройный хор, торжественно шествующий лик отцов, в единодушном строгом порядке с мужественными лицами, бравой походкой, бодрым шагом идущих к небу. А там мы как будто валяемся, точно с похмелья, бредим, бормочем что-то невнятное; так и не можем одолеть тот дурман, которым опьянил нас мир и продолжает пьянить. Тогда от этого унылого сознания обреченности на «жалкое прозябание» рождается безотчетное чувство раздражения и капризное, озлобленное желание скорее уехать с Афона, ничего не видеть, не знать, завалиться опять в свою «берлогу» и, ничего не ведая, как-нибудь тихо-тихо «прозябать», влачить так или эдак свое убогое существование. Здесь мы ходим все «с поджатыми хвостами» – так «деревенщина», попавшая в первый раз в «красную» столицу, стыдится своей неуклюжести и неграмотности, но стесняется как-либо обнаружить это. Оттого много уделяем глупого внимания тому, как нас здесь принимают, как на нас смотрят, как к нам относятся. Если нам улыбаются, проявляют заботливость, настроение сразу поднимается; чуть только покажется, что смотрят косо, как уже и настроение портится, и хочется бежать отсюда. В общем, как больные капризные дети.