Мучение любви. Келейные записи

Святые отцы, которые сами стяжали дар умной молитвы, говорили, что для руководства другим в этом делании, для контроля над ним необходимо видеть его лицо и слышать его голос. По выражению лица и по интонации голоса отцы умели примечать тончайшие оттенки внутреннего расположения молящегося и вовремя пресекать порывы прелестные, возвращать подопечного на путь верный. Но мы, как сами не имеющие точных понятий и деятельного опыта в умно-сердечной молитве, хоть бы и пристально вглядывались в лицо брата и слушали его голос во время молитвы, что поймем? В самих себе не умеем отличить здоровое от лукавого и постоянно колеблемся между разного рода наслоениями прелестного и мнимого. Потеря преемственности монашеского делания, забвение науки внимания к себе и предстояния пред Богом – это такой недостаток наш, что можно почти отчаиваться в положении современного монашества.

Впрочем, у Григория Двоеслова в его «Собеседованиях» есть на этот счет некоторое утешительное для нынешнего времени замечание. Диакон Петр, беседуя со святым Григорием, задает вопрос об игумене Гонорате, который был руководителем почти двухсот отшельников в монастыре, им самим же и основанном. Причем, как видно, он прежде того ни у кого из монахов не обучался монашескому образу жизни. Диакон Петр, недоумевая по этому поводу, спрашивает святого отца: «Я думаю, святый отче, что не мог же этот славный человек сделаться руководителем других, если сам прежде от кого-нибудь не принимал наставлений?». Святой Григорий отвечал: «Надобно знать, что дары благодати Духа Святаго иногда и необыкновенным порядком сообщаются людям. По обыкновенному порядку следовало бы так, что тот не может быть начальником, кто не учился повиноваться, и повиновения внушить подчиненным не может тот, кто сам не умеет повиноваться высшим. Но есть люди, которые получают такое внутреннее просвещение от Святаго Духа, что хотя они и не пользуются внешним человеческим руководством, но зато постоянно присущ их духу внутренний наставник – Дух Святый. Только люди, нетвердые в добродетели, не должны брать себе за образец этой, высшей обыкновенных законов, жизни святых мужей, потому что, в противном случае, кто-нибудь легко может возомнить о себе, что и он исполнен Духа Святаго, станет пренебрегать человеческим наставлением и впадет таким образом в заблуждение. Впрочем, душа, исполненная Духа Святаго, имеет в себе самые очевидные признаки этого преимущества, именно: высокую добродетель, соединенную со смирением, так что если сими качествами в совершенстве обладает душа, то это и служит очевиднейшим доказательством присутствия в ней Духа Святаго…»[67].

Ясно, что никто из нас не может смело надеяться на такое «необыкновенным порядком» сообщаемое просвещение для способности вести братий по пути спасения и научать их монашескому искусству. Однако утешительно то, что в особых случаях, когда прервана преемственность, благодать Духа может вдохнуть жизнь в братское собрание «необыкновенным порядком». Как видно, опять все упирается в смирение и осознание своей крайней немощи. Это есть главный прием для нас – основной признак, которым необходимо постоянно выверять свое духовное расположение, чтобы не уклониться ни вправо, ни влево: «Истинным, неложным признаком правильности духовного устроения является глубокое сознание своей порчи и греховности, сознание своего недостоинства милостей Божиих и неосуждение других. Если человек не считает себя от всего сердца, а не языком только, непотребным грешником, тот не на правильном пути, тот, безо всякого сомнения, находится в ужасной слепоте, в прелести духовной, как бы люди ни почитали его высоким и святым, хотя бы он был и прозорлив, и чудеса творил»,– писал игумен Никон (Воробьев) в 1952 году[68].

Разожги беду

Кажется, сегодня невозможно уже требовать от тех, кто приходит жить к нам в монастырь, каких-либо категоричных, строгих и неизменных правил жизни. Уже, как в миру, где христиане имеют много свободы и должны многое сами обдумывать, искать, выбирать, когда уже никто не может строго и точно указывать им, как приспосабливаться к сложным условиям современной жизни, когда каждому приходится большей частью руководиться собственной силой ревности и голосом совести, внутренним тяготением к благочестию,– так, видимо, и в современных обителях по большей части просто невозможно расписать ясный и строгий чин поведения и многое зависит уже от собственной ревности о спасении.