Мститель

Несколько недель жар сотрясал его ослабевшее тело, смерть уже сидела у его изголовья, считая минуты, чтобы перерезать туго натянутую нить жизни. Но над раненым бодрствовали ласковые девичьи глаза, нежные и быстрые руки оправляли сбившееся ложе, освежали пересохшие губы сладкой влагой, целебными травами возвращали уходящую жизнь. И костлявый призрак, угрюмо спрятав за спину свою косу, с каждым днем отступал от постели все дальше к двери и наконец унесся прочь, в свою страшную обитель.

Однажды утром больной открыл глаза и встретил взгляд прекрасных глаз, которые улыбнулись ему и тотчас же исчезли.

— Не уходи, о ангел! — прошептал больной. — Ты моя Елена?

Но кроткие глаза больше не появились.

Юная сила раненого рыцаря, словно устыдившись, воспрянула и изгнала болезнь.

Через несколько дней юноша встал с постели и от всего сердца благодарил бога и своих великодушных избавителей. Потом он взял посох и, сопровождаемый добрыми пожеланиями крестьян, с легким сердцем отправился в путь. А прекрасные глаза с тоской глядели ему вслед, и бледные губы шептали:

— Он ушел к своей Елене.

Но потом в его судьбе наступил крутой поворот, о котором мудрый старец уже не скорбел более, случилась беда, не вызывавшая более его жалоб.

В Германии бушевала междоусобная война двух королей, там снова господствовало кулачное право, против которого некогда безуспешно боролся первый из Габсбургов. Рыцарь Лёвенклау нашел свою невесту в объятиях другого, свой замок сожженным, а земли разоренными и захваченными противником. Он стал добиваться справедливости, но некому было восстановить ее; он попытался действовать по кулачному праву, но для этого не хватило богатства. Он ушел в монастырь, но показное благочестие и тайное распутство монахов внушили ему отвращение к монастырской жизни. Он утратил желание жить среди людей, долго странствовал по свету, изучал природу, исследовал ее тайны. Наконец попал в Эстонию и нашел здесь желанный мирный приют.

Пещера его была низка и внутри неприглядна. Но близ нее струился светлый прохладный ручеек, в который, как в зеркало, с гордостью гляделись цветы, перешептываясь: «Ах, какие мы маленькие и тоненькие! Ах, какого мы красивого цвета, какой у нас приятный запах!» Вокруг возвышались могучие деревья, достигая облаков и маня к себе свежий ветер и благодатный дождь. И когда в их кронах шумел ветер, они весело протягивали ветви и шелестели листьями: «О ветерок, покачай нас! Покачай нежно, ласково. О, как хорошо! О-о!»

Старик глубоко знал природу, он умел использовать целебные свойства лесных трав. Он лечил бедняков из окрестных мест, и люди почитали его, как чудотворца. Он никогда не скрывал естественных свойств растений и не стремился к тому, чтобы его считали волшебником. Но крестьяне твердо верили, что он обладает сверхъестественными знаниями и общается с духами, и тем больше его уважали.

Вот какой человек был Пярт-пророк, один из светлых образов темного средневековья.

6

Яанус, пыхтя под своей ношей, добрался вместе со своими спутниками — Эмми, лошадьми и Тарапитой — до пещеры отшельника и здесь опустил Одо, еще не пришедшего в сознание, на мягкую траву. Отшельнику Яанус коротко рассказал о случившемся. Старик ощупал голову, руки и ноги юнкера, скрылся в пещере и вскоре вернулся, держа в руке пузырек с прозрачной жидкостью. Пузырек он поднес к носу Одо. Как только запах этой жидкости проник в ноздри потерявшего сознание мальчика, он тотчас же зашевелился и, глубоко вздохнув, открыл глаза.

— Он приходит в себя! — воскликнула Эмми и в порыве радости обняла брата обеими руками.

— О, милый Одо!

Одо широко раскрытыми глазами, еще не совсем очнувшись, оглядел окружающих, приподнялся, сел и, казалось, силился что-то припомнить.

— Больно ты ушибся, дорогой? — спросила Эмми участливо и погладила брата по щеке.

Юнкер удивленно посмотрел на сестру и пробормотал:

— Какой ушиб? Когда я ушибся?

— Когда… когда этот глупый жеребец тебя сбросил.

— Как не стыдно! — произнес Пярт-пророк с добродушной насмешкой. — Молодой рыцарь позволяет себя сбросить наземь, да еще так скоро забывает об оскорблении! Настоящий рыцарь страдал бы от такого позора всю жизнь.

Теперь только в ушибленной голове юнкера стало немного проясняться, и, по мере того, как он припоминал происшедшее, в его мозгу словно что-то закипало. Это была острая злоба, она вдруг воспламенилась, как береста. Юнкер вскочил на ноги, грубо оттолкнул сестру и крикнул, сверкая глазами:

— Чего мне стыдиться? Перед кем? Перед вами, отребье этакое? Если захочу, все вы получите кнута, как собаки! Попробуйте тогда пристыдить меня! А если бы этот чертов жеребец попал мне в руки, я бы его так отхлестал! Я бы исколотил его в пух и прах — пусть бы издох у меня под ногами! Вот тогда бы я посмеялся! Погоди, злодей, погоди, я еще до тебя доберусь! Юнкер заскрежетал зубами и угрожающе потряс кулаком; тут его взгляд упал на Яануса — тот с недовольным и чуть презрительным видом смотрел на него. Теперь гнев юнкера обрушился на Яануса. Он подался вперед, поднял кулаки, встал перед Яанусом и крикнул вызывающе: