Читаем Мститель полностью

Виктор пешком возвращался после тяжёлого рабочего дня домой, к жене. Дул холодный ветер. Он задумался и шёл, никого не видя перед собой. Зазевавшись на минуту, он влетел в спину какого-то офицера, стоявшего прямо перед ним на обочине тротуара.

– Какого чёрта? – крикнул офицер и повернулся.

Виктор обомлел. Перед ним стоял eгo старый друг, Павел Блинов, который спас ему жизнь и организовал побег от Врангеля.

– Пашка, Господи! Ты ли это? – выдохнул Виктор.

– Витька, черт… Ты?

Друзья крепко обнялись. Они не виделись с того рокового дня.

– Какими судьбами ты в Чите? – спросил Виктор.

– Да долго рассказывать… Привёз тут твоему начальнику кое-что… Ты-то как? Какими судьбами?

– Тоже долго рассказывать. Пойдём ко мне домой. Я женился несколько дней назад. Познакомлю с женой, поужинаем, и все расскажу.

Блинов неуверенно замялся, а потом махнул рукой.

– Раз сподобил Господь, значит, надо… Пойдём. Веди! Вот же ж встреча!

Друзья пришли в маленькую уютную квартиру Слуцких, которую они снимали у пожилой вдовы священника, и сели ужинать. Радость встречи была омрачена общей атмосферой надвигающегося краха.

После приятных воспоминаний и рассказов о том, как Виктор познакомился с Любой, Паша обречённо сказал:

– Эх, друг мой, Витя… Как же хорошо всё было… Как смело мы дрались. Как много сделали… Но крах неминуем… Уходим мы с Родины… Навсегда. Нищенствовать по заграницам. Кто в Китай, кто в Париж, кто в Америку… Таксистами, официантами, грузчиками будем… А мне, видно, надо будет в балалаечники пойти, в русский ресторан… Французского я ж не знаю… Буду тренькать в атласной рубахе, развлекать там мадам и месье… Пропив ордена до того…

Тягостное молчание повисло над столом.

Блинов сильно выпил, но головы не потерял. Виктору стало до боли жалко этого порядочного, доброго, кристально честного человека, спасшего ему жизнь.

Павел встал, поцеловал руку молодой жене Виктора, от души поблагодарил молодоженов за гостеприимство и, пожелав им счастья в этой непростой жизни, вышел в коридор. Он медленно подошёл к коричневой деревянной вешалке, снял с нее свою портупею с кобурой и натянул её на себя. Затем также медленно надел свою шинель, и застегнул её на все пуговицы. После чего аккуратно снял папаху, подошел к зеркалу и поправил её, чтобы кокарда была точно над серединой лба.

– Храни вас Господь, Витя! Полковник Блинов желает вам всего самого доброго.

Он щелкнул сапогами и отдал Виктору и Любе честь.

Что-то тревожное и трагичное было в каждом движении Павла. Его шаги начали затихать на лестнице, ведущей к подъезду, Виктор решил проследить за ним. Он накинул шинель и папаху и тихонечко выбежал вслед за Павлом на улицу.

Блинов шел, покачиваясь, рассеянно глядя на опустевшую вечернюю улицу. Он подошел к берегу реки Читинки и, не замечая Виктора, повернулся лицом к золотому кресту церкви. Затем Павел трижды перекрестился, скинул с себя папаху и вытащил из кобуры пистолет.

– Прости меня Господи, дурака грешного, век мне гореть в геенне огненной… Но битва моя проиграна… Упустили мы, Россию… А на чужбине не жить мне…

Павел взвел курок и приставил пистолет к виску. Он глубоко вздохнул, набрав воздуха в грудь, и закрыл глаза. Его yказательный палец правой руки начал медленно давить на спусковой крючок.

В это мгновение что-то тяжелое набросилось на него и, выбив пистолет из руки, швырнуло в ледяную воду. Мир померк. Павел сорвался и увидел рядом с собой в ледяной воде Виктора. Тот бросился на Павла и, обняв, закричал:

– Что же ты задумал, дурак ты! Дурак ты!!! Что надумал? Да разве можно так?! Б-г против! Жить тебе надо! Жить! Долго! Добро нести! Детей родить и поднять! Нельзя! Нельзя, Пашенька…

И они стояли и рыдали в ледяной воде…

– Что же ты… Должок вернуть решил. Должок… А ты вон, не поскупился… И пистолет мой утопил, дурашка… Что же я теперь за офицер-тo без оружия… – лепетал Блинов и ревел, как дитя.

Уже через полчаса Люба растирала их обоих водкой и поила черным чаем с малиновым вареньем.

Когда она вышла на кухню мыть посуду, Виктор сказал Павлу:

– Тебе нужен смысл жизни? Я тебе его дам. Мне очень нужна твоя помощь. Я прошу тебя: помоги мне, пожалуйста…

И Виктор рассказал Павлу об Унгерне и о его желании свести с ним счеты.

Павел долго молчал, а потом сказал:

– Ты дал мне смысл жизни. Эту тварь, порочащую мундир русского офицера, надо уничтожить. Я помогу тебе.

<p>Сцена 44</p>

На восьмой день после их свадьбы настало 21 октября – день эвакуации из Читы семёновскиx войск… Виктор стоял рядом с атаманом и смотрел на построенные для последнего парада войска, уходящие в неизвестность, к последней границе России. Атаман Семёнов был хмур, с опухшим от пьянства последних недель лицом.

Парад начинался. Усатый офицер смахнул слезу и громко крикнул:

– Оркестр, «Прощание славянки»!

И грянул разрывающий сердце марш… Белые войска, в парадных мундирах, при орденах, покидали Читу…

Виктор стоял на балконе, рядом с атаманом, то и дело сморкавшимся в платок и скрывавшим свои слёзы. Невдалеке от него стоял Павел Блинов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза