Мститель

Начались страшные по жестокости допросы, в ходе которых Гутман с лихвой отомстил за свое унижение. Изощренные японские пытки сменялись грубыми русскими побоями. Виктор ждал, что со дня на день его освободит атаман Семёнов, но почему-то этого не происходило.

Так проходили дни, потом недели, потом месяцы… К Виктору так и не пришли ни сам Семёнов, ни люди из его окружения. Также его не пришла навестить жена, видимо, даже не знавшая о том, где он.

Царского солдатика Виктор взял на себя, полностью выгородив атамана, но ему «шили» то, что он является агентом большевиков. Это была смертельная статья. Его пытали, лишали сна и еды и требовали подписать признание.

Гутмана Виктор не мог видеть, но один из японских следователей понравился ему, и он решил сыграть с ним в игру.

– Пожалуйста, сообщите моей жене… Я хочу увидеть её. В обмен на это я могу выдать советских агентов, работающих под прикрытием у вас… – сказал ему на очередном допросе Виктор.

Японец обрадовано пообещал помочь и организовать встречу с женой. Через неделю она приехала. Она еле узнала в этом поседевшем, постаревшем, изуродованном побоями человеке своего красавца-мужа. Виктор передал с ней письмо к атаману Семёнову, в котором он рассказывал ему о произошедшем с ним, и просил о помощи. Жена уехала в Дальний, и первым делом договорилась с атаманом о встрече.

Сцена 63

Дальний, кабинет атамана Семёнова.

Сорокачетырехлетний атаман, изрядно постаревший, но не уставший от женской красоты, как и положено царскому генералу, вскочил со своего кресла и громко поздоровался с супругой Виктора.

– Здравствуйте, дорогая Вы моя, госпожа Слуцкая… Проходите, пожалуйста.

Он подошел к Любе, церемониально поцеловал ей руку и усадил её на стул.

– Дорогой Григорий Михайлович, умоляю Вас, спасите, пожалуйста, моего мужа… Они убивают его там… – произнесла Люба и зарыдала.

Атаман утешал её, а затем велел адъютанту принести посетительнице воды. Люба попила и, тяжело дыша, передала Семёнову письмо от мужа. Атаман сел за стол и внимательно его прочел.

– Ну что Вы молчите, Григорий Михайлович… Я была там… Они звери… Особенно этот подлец Гутман… Спасите Виктора, умоляю Вас… Вам же это ничего не стоит… Один Ваш звонок, куда надо… Японцы же Вас уважают и ценят… Я на колени встану перед Вами… Ради наших детей, спасите, пожалуйста, его… Он же все эти годы верой и правдой служил России и Вам… – прошептала Люба.

Семёнов отложил письмо Виктора, тяжело вздохнул и сказал:

– Дражайшая моя, Любонька, прошу Вас, успокойтесь, пожалуйста. Я понимаю, как Вам нелегко сейчас. Да и я сам в шоке от этого. Уверен, что это какое-то недоразумение, хотя Вашего мужа и обвиняют в трех серьезных правонарушениях. Одно мелкое, относительно… Хотя тоже, как посмотреть. Но тем не менее. И второе, не очень страшное… А вот третье, право, ужасное… Первое – это попытка сбыть царскую игрушку… Не к лицу моему ближайшему человеку такие махинации… Они же бросают тень и на меня… Но на это еще можно было закрыть глаза. И избиение этого Гутмана было лишним. Хулиганство форменное. Но и это мелочь. Но вот обвинение в работе на советскую разведку – это страшно… Это же работа на врага, фактически во время войны…

Люба не верила своим ушам:

– Григорий Михайлович, дорогой мой, что же Вы такое говорите? Да откуда у нас этому солдатику взяться?! Нам на еду-то с горем пополам хватает денег… Избил он этого Гутмана за оскорбление. Это можно понять. У Виктора родные в погромах погибли. А работа на Советы – это же вообще какой-то бред! Он Вам деньги армии Унгерна привез… Не украл. Это ли враг?! – едко сказала она.

Атаман Семёнов молча налил себе полстакана коньяку и залпом выпил. Он подошёл к окну и посмотрел на улицу. Тяжёло вздохнул и сказал, стоя спиной к Любе:

– Я сам всё это прекрасно понимаю. Кто-то копает под Витю. А, может, и сами красные обвинили его, чтобы направить следствие по ложному следу. Но мы разберемся. Я сделаю всё, чтобы ему помочь. Передайте ему это от меня, пожалуйста. Я не брошу его. Слово русского офицера.

Люба вышла от Семёнова окрыленная надеждой.

Сцена 64

Следующее свидание у Любы было через месяц. Викторy выбили несколько зубов. Он стал полностью седым. Один глаз плохо видел. Жена передала ему обещания Семёнова, но Виктор уже не верил ни единому слову Сeмёнова, решившего, судя по всему, пожертвовать им.

«Семёнов решил повесить на меня свои махинации с продажей ценностей и этого проклятого солдатика. Ему нельзя выставить себя барыгой[227]. У него идет борьба за лидерство в русской эмигрантской среде. Всё надо повесить на меня. Плюс я еврей. Меня многие ненавидят в этой русской фашистской партии. Семёнову надо избавиться от еврея-помощника, и это сделает его ближе к фашистам… На меня повесят и их провалы в борьбе с красными. И неудачные операции наших диверсантов на территории СССР… Как же удобно», – думал Виктор.

Жене же он сказал немедленно идти на прием к его хорошему знакомому, британскому дипломату Джону Блэку, и просить его о въездной визе в Палестину.