Мстислав, сын Мономаха

– Ну, прощай тогда, Добросвет. Свидимся, Бог даст. – Олекса вскочил обратно в седло, ударил боднями коня и помчался догонять Мстислава.

– Куда запропастился? – окинул гусляра недовольным колючим взглядом князь, когда, наконец, запыхавшийся от быстрой езды Олекса нагнал своих спутников.

– Да так, княже. Конь захромал, но потом ничего, прошло вроде.

Уже собирался было Олекса рассказать о встрече с Добросветом, но в последний миг стукнуло ему в голову: ни к чему ведать князю о старце. Вдруг разгневается, измыслит недоброе, велит посадить старика в поруб или ещё чего. Князья – они к старой вере нетерпимы.

…Новгород встретил Мстислава первым снегом. Кружились над землёю белые крупные хлопья, гонимые холодным осенним ветром, а когда ветер немного стихал, они ложились на опавшие листья берёз, осин, клёнов и таяли, образуя мутные грязные лужи, по которым ступали усталые кони. По небу плыли тяжёлые, словно налитые свинцом тёмно-серые тучи, простирающиеся до самого окоёма. Далеко в вышине парили немногочисленные птичьи стаи, то ли вороньи, то ли голубиные, – с земли птиц нельзя было различить, они казались маленькими, чёрными, беспрестанно двигающимися точками.

Зная нрав новгородцев, Мстислав надеялся на радостную встречу с пирами на неделю, восторженными речами, скоморошьими песнями, но в городе было спокойно и тихо. Горожане занимались каждый своим делом, и Мстиславу дали понять, что ничего, собственно, особого не произошло. Князь вернулся? А куда ж он денется, как ему не воротиться, если давно уже порешили градские старцы: быть ему в Новгороде.

Конь Мстислава не спеша семенил рысцой по крытым деревянными досками новгородским улочкам. Из-под копыт летели холодные водяные брызги, а за конём бежали и отчаянно лаяли дворовые собаки. От их звонкого лая молодому князю стало вдруг смешно. Надо ж, так ждал встречи с горожанами, хотел услыхать хвалу из их уст, а услыхал?! Лишь лай собачий!

…На Гаральдовом причале у ладей царило оживление. Здесь жители Новгорода выменивали у иноземных купцов мёд, меха, свечи на сукно, ценные ткани, изделия из серебра.

Мстислав остановил коня у гостевого подворья, где толпились германские торговые люди. Они поклонились князю до земли, а затем купеческий староста, высокий – на голову выше Мстислава, – полный и широкоплечий Альбрехт провёл его в свои покои, мрачные и тесные. В узкой и длинной палате, посреди которой на грубо сколоченном столе тускло мерцала одна-единственная свеча, стоял резкий запах вяленой рыбы. В высокой печи потрескивали горящие дрова. Свет осеннего дня с трудом пробивался в палату через затянутое бычьим пузырём маленькое оконце. Усадив Мстислава на покрытую сукном скамью, Альбрехт достал из обитого медью ларца грамоту с договором, загодя составленным вместе градскими старцами, посадником Павлом и германскими купцами, развернул её своими крепкими руками с толстыми пальцами, на каждом из которых сверкало по жуковине, и принялся читать:

– «Мир и дружба да будут отныне меж Новом-городом, Готским брегом и всеми германцами, кои ходят по Восходнему морю, ко взаимному удовольствию и той и другой стороны. А если, чего Боже избави, свершится в ссоре убийство, то за жизнь вольного человека платить 10 гривен серебра, пенязями или кунами, считая оных 2 гривны на одну гривну серебра…»

Выслушав германца, Мстислав принял из его рук грамоту, княжеский дьяк привесил к ней на кожаном ремешке вислую серебряную печать, после чего договор увезли на Ярославово дворище, а противень оставили купцам.

Князь долго беседовал с гостями[89] о Германии, о войне императора Генриха с римским папой.

Альбрехт, усмехаясь, рассказывал:

– Император хотел подчинить себе всю Италию, понастроить везде замков, изгнать из Рима папу Григория, а вместо него посадить на Святой престол Климента, своего епископа. Он вверг Германию в войны, которые опустошили казну, привели в упадок торговлю, по всей стране свирепствовал голод. А чего добился император? Стоял перед папой в Каноссе, босой, в одной рубахе, на морозе и каялся в грехах.

Мстислав молча кивал. Все эти давние уже события были ему хорошо известны.

Тем временем Альбрехт продолжал:

– Генрих хотел привлечь на свою сторону города, но не прислушивался к нуждам торговых людей и ремесленников. Его действия вызвали ненависть у народа, и даже собственные сыновья изменили ему. В конце концов его младший сын, по имени тоже Генрих, сблизился с врагами своего отца – князьями, папой и герцогиней Матильдой Тосканской, разбил войско императора и взял его в плен.

Мстислав со вниманием выслушал рассказ купца, расспросил о Швеции, об острове Готланд, где расположен был торговый город Висбю, и только вечером наконец простился с гостями.

К себе в Городище он вернулся, когда на землю уже спустилась ночь. Князь продрог в дороге, несмотря на то, что одет был в тёплый, подбитый изнутри мехом плащ-корзно, и теперь, когда очутился в своих хоромах, испытал приятное ощущение тепла.