— Теперь господин герцог де Шамери-Салландрера, — с важностью проговорил Цампа, — я должен тебе кое-что сообщить.
— Слушаю, — сказал Рокамболь.
— Во-первых, графиня Артова уехала сегодня вечером в Париж к умирающему мужу, следовательно, тебе нечего ее бояться.
— А Концепчьона?
— Концепчьона не видела портрета, а графиня уезжает в полной уверенности, что девушке уже все известно относительно тебя.
— Как же это ты устроил?
— Графиня Артова боялась вдруг разочаровать твою невесту. Она представила ей маркиза…
— Что ты говоришь? — вскричал Рокамболь в испуге.
— Успокойся, — отвечал Цампа, улыбнувшись, — маркиз рассказал ей свою историю, но не сказал своего имени. Мне было поручено отнести портрет Концепчьоне и указать ей выписанное внизу имя живописца, год, число и название замка, где он был писан. Все это должно было ясно доказать, что ты отчаянный мошенник. Но вместо того, чтобы отнести этот портрет на виллу, я отдал его тебе сегодня поутру.
— И Концепчьона не догадывается, кто этот человек?
— Она ничего не знает. Я пошел в город под предлогом — засвидетельствовать почтение своим прежним господам и просить барышню принять меня в услужение. Она сказала мне, чтоб через несколько дней я обратился к тебе, так как все уже готово к свадьбе.
— Она сказала тебе это? — спросил Рокамболь, встрепенувшись от радости.
— Да, граф Вячеслав Полацкий, — отвечал Цампа, улыбнувшись. — Кроме того, она поручила мне отнести на почту письмо.
— Ко мне?
— Конечно.
Цампа вынул из кармана письмо и передал его Рокамболю.
— Как ты смел его распечатать? — вскричал яростно Рокамболь и выхватил револьвер.
— Не торопись, — спокойно проговорил Цампа, — потому что без меня ты должен будешь отказаться от грандства, от девицы Концепчьоны, от маркизства и еще много от чего. Не забудь, что у меня есть талисман в виде лоскутка бумаги, который я вчера вечером отдал на сохранение нотариусу.
— Возьми руль, — проговорил Рокамболь, пряча пистолет, —и дай мне прочесть письмо моей возлюбленной.
Письмо Концепчьоны было следующего содержания:
«Мой друг!
Завтра утром я и моя мать выезжаем из Кадикса.
Королева, уезжая отсюда, сказала мне: «Прощайте, маркиза, надеюсь увидеть вас через две недели в Мадриде вместе с вашим супругом. Уезжайте из Кадикса, мое дитя. Вы должны венчаться в замке Салландрера — этого требует ваш траур».
Вот почему мы уезжаем, мой друг, и ждем вас в замке Салландрера. Нас будет венчать архиепископ — мой дядя.
Я должна была рассказать ему историю нашей любви. Он бранил меня за слишком вольное обращение с вами и сказал:
«Вы зашли уже так далеко, дитя мое, что не должны более видеться с вашим женихом до самой свадьбы».
К тому же он не хочет допустить другого обряда венчания, кроме древнеиспанского: т. е. невеста входит в церковь через одну дверь, а жених — через другую, и они встречаются у самого алтаря.
Следовательно, друг мой, спешите с приездом в замок Салландрера. Я жду вас через неделю. Наша свадьба должна совершиться четырнадцатого числа, так как, по разным преданиям, это число считается самым счастливым в нашем семействе.
Если вы приедете тринадцатого, то не входите в замок. Остановитесь под горой, в доме лесовщика, которому уже отдано приказание о приеме вас.
Прощайте, друг мой. Перенесите терпеливо этот своеобразный испанский обычай, утешаясь мыслью, что вскоре между нами будет только Бог и любовь.
Спустя несколько минут после того, как Рокамболь прочел письмо, лодка подплыла к порту. Цампа причалил к лестнице, которая вела на террасу дворца, занимаемого комендантом, который в это время прогуливался по этой террасе.
— Что же ты намерен делать? — шепнул Рокамболь на ухо Цампе.
— Будь покоен. На этот раз предоставь мне действовать.