Последним отодвинулся человек с длинным чубом на бритой голове и золотой серьгой в левом ухе. Оставшийся мужчина, видимо, решил, что бесполезно горбиться и опускать лицо, выпрямился.
Он был высок, по-звериному силен, черные, как вороново крыло, волосы падали на лоб. Глаза прятались под черными сдвинутыми бровями, лицо с перебитым носом было в шрамах, по-разбойничьи красивым, злым и яростным.
На плече сидела крупная толстая жаба. Выпученные глаза были прикрыты пленкой, но гребень на спине угрожающе вздыбился.
Додон несколько мгновений угрюмо смотрел на этого варвара в звериной шкуре. Настолько прост, что ломится через жизнь, как могучий лось через кустарник. И все ему удается, головы ни над чем не ломает, сердце от боли не рвется, по ночам не просыпается в холодном поту.
Зависть ударила в голову, настолько черная и нежданная, что он заорал дико:
– Разбойник!.. Вор!.. Убивец!.. Хватайте его!
Гридни, выхватывая мечи, бросились со ступеней. Мужчины, отступившие за спину Мрака, выхватили из-под одежды мечи и длинные ножи. Ховрах всхрапнул, как конь, высвободился и вытащил из перевязи топор. Его шатало, но голос был зычный, как у злого дива:
– Слава тцарю Додону! Бей…
Гридни остановились, ошарашенные таким кличем. Ховрах готов драться с ними, но он тоже за Додона! А Хозяйка, не давая времени раздумывать, проговорила властно:
– Ты тцар… или не тцар?
Додон застыл с раскрытым ртом. Лицо стало синюшного цвета. Грудь вздулась, как у петуха урюпинской породы, руки бессильно задергались, а пальцы стиснулись в кулаки.
– Э-э-э, – прохрипел он, – погодите вязать…
Гридни с облегчением попятились. Мужики за спиной Мрака спрятали оружие и, видя, что ему пока что смерть не грозит, растворились среди простого люда. В толпе стоял гул, все лезли друг на друга, стараясь рассмотреть, что происходит, но не переступали невидимую черту, и Мрак стоял в одиночестве, пока не подошел пьяный Ховрах, встал рядом.
– Твой настоящий спаситель, – сказала Хозяйка властно.
Додон смотрел исподлобья. Глаза блистали, как у паука, выгнанного из темного угла на яркий свет. Воеводы растерянно переглядывались, только на лице Рогдая проступило облегчение. Пусть разбойник, пусть тать, пусть гном или чудо лесное, только бы не Горный Волк!
В толпе уже послышались выкрики, слились в общий радостный шум. Матери поднимали детей над головами, чтобы те увидели героя, спасшего тцаря. Героя, который совершил подвиг и не явился за наградой.
Додон стискивал кулаки, ощутил, как пахнуло знакомыми благовониями. Это, оттеснив Рогдая, придвинулся Голик. От него мощно несло душистыми маслами, но и они не могли заглушить запах степных трав и едкой дорожной пыли.
– Народ ликует!.. – шепнул он на ухо. – Похоже, этот день легко превратить в праздник.
– Это же тот вор, – прохрипел Додон задушенным от ярости голосом, – который все испортил, все порушил!
Голик удивился:
– Да? А я думал, Хозяйка Медной Горы помешала больше.
Додон прохрипел с натугой, будто сидел на раскаленной сковороде и терпел боль:
– Что делать?
– Улыбаться приятно, – прошептал Голик. – И приветствовать. Приветствовать отечески! А там придумаем.
Додон с трудом заменил гримасу бессильной ярости на подобие улыбки:
– Точно?
– Выигрывай время, – шепнул Голик. – Потом сотрем в порошок. Никакие богини не помогут.
А Мрак услышал радостный визг. Со ступенек во двор сбежала Кузя. Она еще издали раскинула руки, бежала со всех ног, едва не падала, стремилась явно к нему.
Слегка обалделый, Мрак присел на корточки и приготовился подхватить ребенка. Кузя налетела, как крупный щенок, едва не сбила с ног. Мрак подхватил ее, поднялся, а Кузя быстро карабкалась на него, цеплялась к нему, целовала, счастливо смеялась, пробовала совать крохотные пальчики в его уши:
– Я знала!.. Я знала, что вернешься!
– Ну-ну, – сказал Мрак ошарашенно. – Какая ты… быстрая…
Светлана строго прикрикнула:
– Кузя!.. Перестань! Сейчас же слезь!
И, повернувшись к Мраку, с извиняющейся надменной улыбкой объяснила:
– Прости ее, герой. Моя сестра росла избалованным ребенком.
Кузя ахнула негодующе:
– Ты почему с ним так говоришь?.. Будто не узнаешь!
Голик и Рогдай уже отдирали ее от Мрака. Она цеплялась за его шею, лягалась, верещала:
– Дураки!.. Не узнаете?.. Мрак, они тебя не хотят признавать!
Светлана объяснила Мраку:
– Глупенькая… У нас был волк, черный и лохматый, его звали Мраком. Не понимаю, что на нее нашло.
Кузя цеплялась за черного и лохматого, но ее утащили. Она оглядывалась, в глазах заблестели и сразу же хлынули чистыми ручейками слезы. Жаба на плече Мрака тяжело вздохнула. То ли сочувствовала, то ли с облегчением, не желая делить Мрака еще с кем-то.
Мрак ощутил, как защемило в груди. Чистое детское сердечко признало его сразу. Кузя даже не понимает, как это другие не видят в нем их прежнего друга-волка!
В зале нарастал тревожный говор. Волк выпустил руку Светланы, отступил к своим воинам. Они с откровенной враждой поглядывали на гостей, алчно ощупывали взглядами золотые гривны на боярских шеях, алмазы и яхонты в женских серьгах.