Мрак

– Дурень этот Ормазд, если ждет, что Ахриман уступит власть! Да еще после того, как девять тысяч лет укреплял, обзаводился сторонниками. Да и вы дурни, если верите! Миром правит Ахриман, он и будет править.

Их взоры обратились к Мраку, зачинателю, а теперь и предводителю похода. Тот проворчал:

– Ховрах прав, миром правит Чернобог, как бы в какой стране ни назывался. И добром власть не отдаст. А вы бы отдали? Но насчет того, что и будет править, это еще надо посмотреть… Только вы, ребята, костры гасите. Пойдем сейчас – две трети уцелеют. Выступим утром – поляжет больше половины. Промедлим еще чуть – нас уничтожат всех.

Воины поспешно хватали с горячих камней ломти мяса, а женщины уже бросились к коням. Одна тут же помчалась к лагерю поляниц. Другие стояли в ожидании, их взгляды были обращены на Медею.

Царица подошла к Мраку вплотную. Он невольно смотрел ей в лицо, потому что Медея глядела неотрывно, ее губы подрагивали. Наконец она проговорила негромко:

– Выступаем. Но я хочу, чтобы было кому нас вести.

Глаза ее стали холодными и жестокими. Она повелительно кивнула кому-то за спиной Мрака. Он ощутил неладное, начал оборачиваться. Тут же что-то холодное набросили сверху, на голову обрушился удар. В черепе взорвалось болью. Он зарычал, попытался схватить кого-то, но руки царапнули воздух.

Он упал на колени, и последнее, что помнил, – это десятки рук, что беспощадно вязали ремнями так туго, что вскоре должен умереть от застоя крови!

Глава 31

Перед тем как ступить в воду, женщины-волхвы трижды бросали топор в воздух. Сообща всматривались в блики и все три раза снова предсказали то же самое. Первый, кто ступит во владения Горного Волка с оружием, погибнет. Погибнет еще до захода солнца.

Поляницы поглядывали и на разбухший багровый шар, что уже коснулся краем черной земли, медленно сползал, сплющиваясь от собственной тяжести. Даже люди Гонты, отважные до дурости и бесшабашные до святости, мялись и поглядывали друг на друга. Всегда готовые к смерти, сейчас бледнели. Даже присутствие женщин, перед которыми обычно выпячиваешь грудь и подтягиваешь живот, сейчас не действовало.

Ховрах с топором в руках вошел в воду, завопил исступленно:

– Так неужели мы отступим?

В воду входили все новые отряды поляниц, начали подталкивать передних. Ховрах посветлел лицом, решение найдено нечаянно, но все же найдено. Сейчас все решится само собой. Задние надавят на передних…

Со стороны шатра раздался разъяренный вопль. Полог с треском отдернулся. В багровых лучах солнца возникла гигантская фигура воина, массивного и широкого как в плечах, так и в поясе. Он был в полном доспехе, щит висел на сгибе левой руки, в высоко вскинутой правой руке хищно блистал меч. Длинная серебряная борода блестела в лучах заходящего солнца, и казалось, что по ней бегут струйки крови.

– Гакон, – пробормотал Ховрах изумленно. – Я ж упоил так, что раком ползал!

– Старый черт, – ругнулся Гонта, но в голосе разбойника было восхищение. – Без него ни одна драка не обходится.

– На этот раз и раком, как говорит Ховрах, не уползти, – бросила Медея.

– Похоже, потому и спешит.

Гакон, все еще не переставая рассыпать проклятия на головы как врагов, так и друзей, что не разбудили, не снарядили, бегом заспешил с холма к реке.

Брызги взлетели выше головы. Он ревел как бешеный бык, ругался, орал, вызывал на бой, с каждым шагом продвигался все дальше в реку. За ним следили понимающе, хотя в сердце каждого копошился гадкий червячок облегчения. Ему, Гакону, все одно вот-вот сгинуть. И так дожил до вон какой седой бороды, хоть и слепой, в то время как молодые здоровые мужики гибнут, словно мухи в метель.

Гакон был уже вблизи рокового берега, как вдруг оступился в подводной ямке, с воплем рухнул, подняв столб брызг до небес, а когда поднялся, мокрый и злой, то потерял направление и зашагал вдоль реки. Течение же в эту жару почти остановилось, река напоминала заснувшее болото.

Ему закричали, заорали, подсказывая, где берег. Гакон встрепенулся, во всей его фигуре заиграла свирепая радость. С боевым кличем укрылся щитом и, выставив для удара меч, бросился в сторону кричавших, явно приняв за врагов.

– Разбегайся! – заорал Ховрах дико. – Зашибет, старый дурак!

Гакон несся к берегу в столбе бьющей из воды крови – так выглядели с берега расцвеченные заходящим солнцем брызги. Они взлетали выше головы, и Гакон весь блестел, как в чешуе сказочной рыбы. Серебряные волосы трепал ветер, рот был разинут в злом крике.

Разбойники и поляницы прыснули врассыпную, лишь трое-четверо остались, выставив щиты. Гакон выбежал на пологий берег с легкостью мальчишки. Шипастая булава угрожающе завертелась над головой. Вокруг прыгали смельчаки, орали, они-де свои, но распаленный близкой кровью Гакон слышал только собственный рев. Булава неожиданно ударила в подставленный щит, и смельчак полетел на землю с выбитой из плеча рукой. От щита брызнули щепки.

– Слава! – орал Гакон ликующе. – Бей!.. Круши!..