Мрачные всадники

Того, что был в плаще из оленьей кожи, звали Таверс, а его напарника в шерстяном пончо — Гаррисон. Они оба бывшие заключенные. Оба разбойничали на дороге. И готовы были убить любого за две монеты или хорошую сигару. Совсем недавно они поступили на службу к Мами Макгилл: она прощупывала будущие мишени, и они с ними расправлялись. Она не доверяла этим двоим ничего такого, что требовало бы реального мышления — этапы, банки, поезда, — но они были очень полезны, когда дело доходило до опустошения карманов богатых шахтеров или владельцев ранчо, сидящих на неплохой зарплате. Холмы были усеяны неглубокими могилами их жертв.

— Тебе не кажется, что он знает, что мы его преследуем? — тихо поинтересовался Гаррисон.

— Сомневаюсь, — покачал головой Таверс. — Если б знал, то не стал бы прогуливаться так неспешно.

— Наверно, ты прав…

— Это обычный щеголь, зеленый, как молодое деревце, — сказал Таверс. — Поверь мне, это будет проще, чем снять шлюху в «Яблочке».

Они оба тихонько рассмеялись над собственной шуткой. Шлюхи Мами… Господи, как же мужик должен не уважать и не любить свой член, чтобы втыкать без разбору в их грязные дырки?

Все эти девки уже были изъезжены, как ломовые лошади, и передавались из руки в руки быстрее, чем насморк среди детей. Оборванные, лохматые — обычная дешёвка. А некоторые в одиночку обслуживали целую шахту или армейский пост.

Они знали свое дело, но вшей на них было больше, чем на бездомной шавке.

Внезапно они потеряли Фаррена из виду.

Тропа сворачивала в ивовую рощу, и на мгновение они увидели его высокий, горделивый силуэт, а затем его поглотили тени, когда завеса облаков опустилась на лик луны. Но когда они свернули за угол, он исчез совсем.

— Чёрт, — сплюнул Гаррисон, — и куда он делся?

Таверс остановил своего мерина и окинул взглядом темные леса, холмы и скелетообразные хребты скал. Тысяча укромных мест, неотличимых друг от друга в темноте.

Он облизнул обветренные губы, вытер со лба струйку пота и, прищурившись, задумался.

К счастью, из-за туч снова выглянула луна, и местность вновь покрылась пятнами света. Это спасло Таверса от долгих раздумий. А думать он не любил, считая все рассуждения полной чепухой. Размышлять для него — все равно, что слепому и безрукому пытаться привязать теленка: не сработает, если нечем. Он никогда не признавал себя глупым, хотя в детстве старик не раз говорил ему, что у спелого бобового стебля ума больше. Но Таверс считал, что мужчина должен быть импульсивным и должен принимать решения под влиянием момента.

Так что, как вы могли бы догадаться, он довольно часто попадал в ситуации, когда действовал вслепую. Именно это привело его к преступной жизни, затем — в тюрьму, потом — к объединению с Гаррисоном, и наконец — к Мами Макгилл, которая делала всю умственную работу за него.

Таверс решил, что нужно идти даль и действовать по обстоятельствам. Гаррисон согласился.

Они свернули за поворот, поднялись на ещё один холм, а потом слева показалась поляна. Рядом с лесополосой они заметили повозку, запряжённую стреноженными лошадьми. Неподалёку полыхал костёр. В воздухе пахло древесным дымом и сосновой смолой.

— Никого не видно, — произнёс Гаррисон.

— Может быть, они там, в фургоне, — предположил Таверс. В этом был смысл… вот только лошади Фаррена поблизости не было.

Но он ведь должен быть здесь. Он не мог миновать эту полянку.

Он сказал, что у него и его женщин есть старая повозка, и вот эта повозка на поляне, безусловно, подходила под описание.

На боку повозки даже была какая-то надпись, но она настолько выцвела и стёрлась, что разобрать было невозможно. Чёрт, это точно та самая повозка…

— Поехали вперёд, — сказал Таверс Гаррисону. — Держи пистолет наготове. Мы просто два парня, которым нужно немного согреться у костра. Понял?

— Да, понял.

Таверс с сомнением посмотрел на напарника, но двинулся дальше.

Лагерь был пуст. Дрова были нарублены и сложены в кучу. Для лошадей был приготовлен овес. Вокруг стояло несколько деревянных бочек и ящиков, но больше ничего.

Таверс думал не только о деньгах, но и о женщинах. Он жаждал женщину. Настоящую женщину, а не одно из тех созданий в «Яблочке», которые видели члены чаще, чем расчёску. Ему хотелось чего-нибудь чистого и свежего, а не кишащего болезнями, как больничный ночной горшок. Кого-нибудь, кто, возможно, пах мылом и духами, а не потом и грязью.

В лесу стрекотали сверчки, где-то заливалась цикада. А от фургона исходил странный запах. Таверс смутно помнил, что когда-то в Канзас-Сити он чувствовал нечто подобное. И тогда он прятался в темном и мокром подвале заброшенной скотобойни.

— Здесь ужасно тихо, — сказал Гаррисон. — Не могу сказать, что мне это нравится.