Она явно испытывала затруднение и подыскивала слова, чтобы продолжить.
Сейчас она попросит меня не приезжать более в Лонгборн. Ей тяжело видеть меня. Я вызываю в ней столь сильное отвращение, что она не способна с ним справиться. А я так и не воспользовался представившейся мне возможностью. Появившись в Лонгборне с Бингли, я ничего не смог сказать, решив, что вокруг слишком много людей. А теперь уже поздно. Но я не отступлюсь. Я объяснюсь, даже если она откажется выслушать меня.
Но пока все эти мысли метались в моей голове, она продолжила.
– Я больше не в силах удерживаться от того, чтобы выразить вам благодарность...
Благодарность мне? Не проклинать, а благодарить? Мои мысли окончательно запутались, я уже не знал, что думать.
–... за вашу необыкновенную заботу о моей злосчастной сестре.
Необыкновенную заботу? Так она вовсе не ненавидит меня!
Я почувствовал некоторое облегчение, но окончательно сомнения не рассеялись, поскольку я не знал, что ей известно о моем участии в этой истории и что именно она собиралась мне сказать.
– С первого же дня, как мне стало известно о вашем поступке, я все время испытываю жгучую потребность сказать вам о своей огромной признательности. И если бы о вашей роли узнала моя семья, мне, разумеется, не пришлось бы выражать благодарность только от собственного имени.
Благодарность? Мне нужна не благодарность. Симпатия – да. Любовь – да. Но вовсе не благодарность.
– Мне неприятно,– я всё ещё был растерян, – право же, очень неприятно, что вы об этом узнали. Представленные в неверном свете, эти сведения могли вас напрасно обеспокоить. Я не предполагал, что миссис Гардинер так мало заслуживает доверия.
– О нет, вам вовсе не следует сердиться на мою тетушку, – возразила она. – О вашем участии в этом деле мне стало известно от Лидии. А уже потом я обратилась к тёте за подробностями. Итак, все же позвольте ещё и ещё поблагодарить вас от лица всей нашей семьи за сострадание и великодушие, с которыми вы приняли на себя такие хлопоты и перенесли столько неприятностей в поисках беглецов.
Сострадание и великодушие. Она думает обо мне слишком хорошо, но что за этим последует? Мысли мои по–прежнему были в полном беспорядке.
– Если вам непременно нужно меня благодарить, пусть это исходит от вас одной, – сказал я. Мой голос выдавал моё волнение. Я не мог сдерживать чувства. – Другие члены вашей семьи, при всем моем к ним уважении, не обязаны мне ничем – я думал только о вас.
Я все сказал. У меня не осталось сил даже вдохнуть. Я облегчил душу. Я преподнес ей мои чувства, и она была вправе отвергнуть их. Но она промолчала. Почему? Она не ожидала этого и находится в замешательстве? Испугалась? Испытала удовлетворение? Во мне опять зародилась надежда. Может, она наслаждается моментом? Но нужно было довести дело до конца.
– Вы слишком великодушны, чтобы играть моим сердцем, – вырвалось у меня. – Если ваше отношение ко мне с тех пор, как мы с вами разговаривали в апреле, не изменилось, скажите сразу. Мои чувства и все мои помыслы неизменны. Но вам достаточно произнести слово, и я больше не заговорю о них никогда.
Казалось, прошла вечность, пока она снова не заговорила.
– Мои чувства настолько изменились,...– начала она.
Способность дышать вернулась ко мне.
–... что мне трудно верить в то, что вы по–прежнему можете любить меня...
Я смог улыбнуться.
–... и я принимаю ваши сегодняшние заверения с благодарностью и радостью.
– Я так долго любил вас без надежды, – сказал я и, когда она коснулась моей руки, накрыл её своей. Обращаться к ней было радостью. – Я ни на что не надеялся, пытался забыть вас, но всё безрезультатно. Когда я снова увидел вас в Пемберли, я посчитал это знаком судьбы. Мне была дана возможность доказать, что я не такой бесчувственный сноб, каким ранее предстал перед вами, что я могу быть благородным человеком. Когда вы не отвергли меня и приняли моё приглашение, у меня появилась надежда. Но проблемы вашей сестры вынудили меня покинуть вас, и с тех пор мы не виделись. Но я не мог позволить обстоятельствам помешать мне. Я должен был оказать помощь вашей сестре, потому что знал, что помогаю таким образом вам. И когда она вышла замуж, я уже не мог находиться вдали от вас. Признаюсь, я волновался не меньше Бингли, когда мы приехали в Лонгборн. Не было сомнений, что Джейн любит его, но я ничего не смог прочитать на вашем лице, ваше поведение не выдавало ваших чувств. Любите ли вы меня? Приемлете ли вы меня? Готовы ли терпеть меня? Иногда я думал, что всё хорошо, иногда – что всё кончено. Вы говорили так мало...
– Что совершенно не в моём характере, – заметила она и засмеялась.
– Верно, – я улыбнулся в ответ,– но мне это не приходило в голову. Я выбирал между вашим недовольством и смущением.
– Я была смущена, – призналась она. – Я не понимала, какова ваша цель. Я боялась ненароком проявить свои чувства. Не хотела выглядеть смешной или стать предметом насмешек. Ведь поначалу я и представить себе не могла, что столь гордый человек станет помогать мне, особенно после того, как я безжалостно отвергла его.