— Говорят, мадам уехала в свой клуб?
— Кажется, да.
Меня настораживает в ее голосе едва заметное смущение.
— Вы не совсем уверены в этом?
Она пожимает плечами.
— Вы можете говорить мне все, Луизетта. Я — не сплетник, наоборот — умею здорово устраивать разные интимные дела. Мне надо было стать мировым судьей.
— Ну, тогда… Вчера хозяин бакалейной лавки сказал мне, что видел на танцах нашу мадам с одним молодым типом не очень приличной наружности. Может быть, он и ошибся, потому что утверждал, что мадам была невероятно намазана, а это — не в ее привычках.
— Что за танцы?
— Сама не знаю.
— Ну, ладно.
Мы замолкаем. Я задумываюсь и отключаюсь, а моя рука, сама по себе, начинает поглаживать упругое бедро Луизетта. Повторяю, что делается это машинально и чисто инстинктивно. Если кто не верит, могу поклясться на библии, желательно протестантской, так как сам я — католик.
Луизетта не удерживает мою предприимчивую руку от агрессивных действий. Она подносит ее к губам и начинает тихо и нежно ее целовать. Эта блондиночка соскучилась по ласке. Примитивный Поташ мог довольствоваться одной жратвой, но Луизетте нужно нечто большее.
— Вот вы — совсем другой, — шепчет она. Я не спрашиваю, какой «другой» — я все понимаю. Склоняюсь над ней, целую нежную шейку и похлопываю ее по бедрам.
— Ты-то, случаем, не парень? — говорю я, шутя. Недавно в коридоре я прекрасно рассмотрел через прозрачную ткань рубашки молодую поросль ее маленького ботанического садика.
Однако, она всерьез воспринимает мой вопрос.
— Да нет, посмотрите.
И я вижу.
Она — истинная блондинка и блестит, как золотая статуя летним днем. Я вижу ее крупное, упругое тело. Я чувствую, как нарастает ее желание по мере того, как мои руки скользят от горячих бедер к ее нежным грудям и обратно.
Я крепко прижимаю ее к себе, так она чувствует себя увереннее. Ей не нужны разные тонкости и ухищрения, ей нужна ласка и нежность. Когда я встречаю таких обездоленных девочек, всегда стараюсь уделить им побольше внимания. Учу их верить в себя, становлюсь для них Пигмалионом. Но жизнь пришпоривает со всех сторон, заставляет стремиться вперед и вперед. Бежишь вдоль железнодорожного полотна и не можешь ухватиться, вскочить на подножку вагона, только на секунду касаешься его поручней.
Я нежно целую ее в шею, ласково сжимаю круглые груди, прикасаясь пальцами к ее подрагивающим бедрам. Она не замечает того, как мы оказываемся в постели, крепко обнявшись.
Я кладу ее на спину и высвобождаю свой «реквизит». Я тискаю ее тело, и Луизетта закрывает глаза. Однако, они широко раскрываются, когда я вонзаю в нужное место свой «стержень». Легкая тень набегает на ее личико, так как я до упора углубляюсь в нее. Но тут ее тело расслабляется, и Луизетта начинает тяжело дышать. Несмотря на возраст, она оказывается неопытной, и я получаю огромное наслаждение, обучая ее искусству любви. Она проявляет примерное прилежание и старательность.
А затем, когда она начинает приводить себя в порядок, я возобновляю свои расспросы.
— И все-таки, Луизетта…
— Да, месье?
«Месье»! После всего, что произошло между нами! Стоящая девушка. Такие — просто бесценны в роли прислуги, потому что большинство «куколок» после первой же проверки на девственность начинают называть хозяина «миленьким».
— Эту бомбу…
— Да?
— Кто же мог подложить ее туда, кроме тебя?
Ей кажется, что я обвиняю ее. Она вскакивает и начинает возмущаться, забыв накинуть на себя рубашку. А это — довольно опрометчиво с ее стороны, потому что, глядя на ее восхитительные формы, я опять впадаю в игривое настроение.
— Вы серьезно так думаете?
— Нет, моя прелесть. Но именно поэтому, я и спрашиваю. Должен же кто-то быть, кто-то, причем из домашних, подложил бомбу. Для постороннего проникнуть в спальню Кри-Кри весьма затруднительно.
— Что вы хотите узнать от меня?
— Когда ты стелила его постель?
— Под вечер, потому что Кри-Кри не участвовал в дневных съемках и встал очень поздно.
— С того момента в комнату кто-нибудь заходил?
— Нет, никто. Только ремонтники с телефонной станции.
— Кто такие?
— Хозяин хотел установить аппарат, фиксирующий телефонные разговоры, и автомат, отвечающий на звонки. Он хотел выяснить, кто же ему звонит и угрожает.
— Эти люди долго работали в доме?
— Они приходили вчера и позавчера, и должны явиться еще сегодня.
— А кроме них, кто еще?
— Почтальон, но он давно обслуживает наш квартал, мы хорошо его знаем, и в дом он не заходит.
— Спасибо.
Видя, что я собираюсь уходить, Луизетта мрачнеет. Видимо, она ждала, что я еще немного побуду с ней.
— Вы уходите? — спрашивает она.
— Да, надо проверить дом, вот только влезу в свои брюки.
— Мы еще увидимся?
В глубине души знаю, что нет, но говорить ей об этом — жестоко. Приходится отвечать уклончиво, оставляя ей надежду, но не связывая себя какими-либо обещаниями.
— Было бы очень печально не встретиться еще раз, Луизетта.
Горячий поцелуй. Может быть, остаться? Она — способная ученица.
— Спокойной ночи или утра!